— В нём есть изюминка, колорит. Он будет хорошо смотреться, — заметил Ойген. — Конечно, его придётся осаживать.
— Осадишь такого.
За несколько дней до выхода в эфир Михаил Николаевич вручил мне два письма. Одно было от той красавицы, другое — от доктора Канторовича из Израиля.
— Эти письма следует выборочно процитировать во время передачи.
— А если спросят, каким образом я их получила?
— Скажите, что по почте, пусть проверяют.
Тут Михаил Николаевич рассмеялся и подмигнул мне, как заговорщик и старый приятель.
— Но самое главное концовка, последняя фраза, — продолжал он. — Вы же знаете, публика запоминает последнюю фразу. О! Флоридский безупречно владеет этим приёмом. Однако на сей раз последняя фраза будет наша.
— Где ж её взять?
— А вот это моя забота.
Он снова рассмеялся и снова подмигнул мне. В таком игривом расположении духа я его еще никогда не видела и, воспользовавшись добрым настроем моего собеседника, спросила насчёт тех пятисот тысяч баксов, о которых говорят и пишут, что дядя Лёша их прикарманил.
— У вас есть снимки дачи Ростовцева? — поинтересовался он.
— Какой дачи? У него не было дачи.
— Но ведь был дом под Костромой.
— Изба. Она и сегодня существует. Мы все там живём летом. Она изначально принадлежит дочери Алексея Дмитриевича.
— Так есть снимки или нет?
— Есть даже плёнка с видеозаписью.
— Обязательно принесите кассету в студию.
— Ну а полмиллиона зелёных?
— Мария Александровна, неужели вы хотите, чтобы ваше столь привлекательное лицо внезапно покрылось сетью морщинок?
— Много будешь знать — скоро состаришься. Так?
— Вы невероятно догадливы.
Мы обсудили кое-какие вопросы стратегии и тактики, после чего разошлись, чтобы встретиться в день передачи уже на студии…
Волноваться я начала задолго до передачи. Накануне, конечно, не спала, и вид у меня в тот день был неважнецкий. Я знала, что миллионы, а может быть, и десятки миллионов россиян включат в объявленный час телевизоры, чтобы вместе с умным и добрым Стасом разобраться, что же за человек был дядя Лёша и как следует к нему относиться.
Я со своей маленькой командой явилась в овальный зал студии минут за двадцать до начала передачи. Мы заняли места в первом ряду. Решила держаться плотной группой, чтобы страховать друг друга, если будет жарко. Михаил Николаевич пришёл десятью минутами позже. Он уселся в сторонке, сделав вид, будто вообще не знаком с нами. Зал быстро наполнялся. Публика была молодая, упитанная, ухоженная, раскованная. Смутное время давно познакомило, подружило и спаяло этих людей. Взаимную зависть и неприязнь они умело прятали на задворках своих душ, поэтому тут не было числа рукопожатиям, объятиям и улыбкам, как не было числа золотым перстням, бриллиантам, жемчугам и другим свидетельствам причастности владельцев этих богатств к разорению государства русского народа. Сюда Флоридский умело вкрапил в строго дозированном количестве студентов престижных вузов, учёных экспертов и представителей оппозиции. За пять минут до начала передачи в зале царила атмосфера показушной непринуждённости, хотя дураков сюда не звали и каждый понимал, что дело предстоит нешуточное. А пока женский ансамбль мелодично напевал пошлятинку, стилизованную под народную песню: