— Когда мы завершим дела здесь, то вернемся в Петру, центурион. Нужно готовить следующий караван. Там мы пробудем месяц или два.
— Значит, я отправлю сообщение в Петру.
Макрон смотрел, как торговцы нагоняют цепочку верблюдов, ползущую вверх по склону к воротам Герасы. Он улыбнулся. Если его план выполним, то купцы сыграют в нем главную роль.
На следующий день после выхода отряда центуриона Пармения из Бушира солдаты двигались по холмистой местности в окрестностях Иродиона, тщательно следя за оливковыми рощами, взбиравшимися уступами по склонам справа и слева. Именно такого рода местность предпочитали легкие войска, имевшиеся в распоряжении Баннуса, и Катону было нетрудно представить, какой урон римской колонне может нанести небольшой отряд, вооруженный пращами и дротиками. К счастью, вокруг не было ни следа разбойников, и к полудню колонна достигла селения Бет Машон, окруженного пыльными пальмовыми рощами. Несколько мальчишек, пасущих коз, заметив отряд, погнали животных с пути солдат, а один побежал вперед — предупредить жителей.
Катон взглянул на Пармения:
— Ты не хочешь развернуть строй?
— Зачем?
— А вдруг они готовят сюрприз?
— Да кто, по-твоему, нас встретит, Катон? — устало спросил Пармений. — Отборные парфянские части или вроде того?
— Кто знает…
Пармений горько рассмеялся.
— Тут нет никого, кроме простых крестьян. Поверь мне. Сейчас они перепуганы до смерти и надеются только, чтобы мы не добавили им новых неприятностей. Зря надеются, конечно. Если в таких местах кто-то и появляется, то почти всегда для того, чтобы собрать налоги или устроить еще какую пакость.
— Говоришь так, как будто ты на их стороне. — Катон пристально посмотрел на ветерана.
— На их стороне? — Пармений поднял брови. — У них нет стороны. Они слишком бедны, чтобы иметь сторону. У них нет ничего. Оглядись, Катон. До полного разорения осталось чуть-чуть. Эти люди добывают пропитание из пыли. Для чего? Чтобы выплатить налоги, десятину и долги. А когда сборщики податей, храмовые священники и ростовщики отгрызут свою долю и у обитателей деревни не останется вообще ничего, им придется продавать своих детей. Они в отчаянии, а отчаянным нечего терять, кроме надежды. А если и ее не останется, на кого они бросятся? — Пармений хлопнул себя по груди. — На нас. Мы режем несчастную скотинку, пока не перепугаем их до смерти, а выжившие снова позволят тем же паразитам доить из них все до последнего шекеля…
Он глубоко вздохнул и собрался продолжить, но с досадой покачал головой и захлопнул рот.
— Наболело? — тихо спросил Катон.