БЕСС. Мы можем похоронить тебя дома, Джон, около реки. Там прохладно и тихо и ветер всегда шуршит листвой…
ШЕЛЛИНГ. Позже, Бесс, когда я все увижу, все унюхаю, все скажу… Человек имеет право сойти в могилу, никому не дозволено стаскивать его туда…
БЕСС. Как… каково будет нашему сыну, если он увидит тебя таким?
ШЕЛЛИНГ. Он не увидит… Я не приду к вам…
БЕСС. Пусть так. Даже если он будет знать…
ШЕЛЛИНГ. Я ничего не могу поделать. Это что-то сильнее тебя… сильнее меня. Я не знаю, откуда оно взялось. Может. Выросло из земли… как… как сорняк… как цветок. Срежь его, и оно выпрыгнет в десяти новых местах. Остановить нельзя. Земля к этому готова.
БЕСС. Ты был хорошим мужем, Джон. Для ребенка… для меня… не так ли?
ШЕЛЛИНГ (спокойно). Уезжай домой, Бесс. Уезжай домой! (Затемнение).
Прожектор освещает ПЯТЫЙ ТРУП, РЯДОВОГО ЛЕВИ, который стоит в траншее-могиле спиной к зрителям. Его женщина, молодая, красивая, элегантная, сидит на краю траншеи, лицом к нему, говорит с ним.
ДЖОАН. Ты любил меня больше всех, не так ли, Генри, больше всех остальных женщин, не так ли?
ЛЕВИ (ПЯТЫЙ ТРУП). Теперь-то какая разница?
ДЖОАН. Я хочу знать.
ЛЕВИ. Это неважно.
ДЖОАН. Важно для меня. Я знаю об остальных, Дорис, эта востроглазая Джанет… Генри, ты — не живой, не так ли, Генри?
ЛЕВИ. Нет, мне разворотило все внутренности.
ДЖОАН. Ну почему войны ведутся в такой грязи? Не ожидала увидеть ничего подобного. Словно… словно на свалку попала.
ЛЕВИ. Ты запачкала туфельки. У тебя красивые туфельки, Джоан.
ДЖОАН. Тебе понравились, Генри? Из кожи ящерицы. Мне они тоже нравятся. Сейчас так трудно найти хорошие туфли.
ЛЕВИ. Ты по-прежнему танцуешь, Джоан?
ДЖОАН. Гораздо лучше, чем раньше. Танцы нынче устраиваются гораздо чаще. На благотворительных вечерах по сбору средств для сирот, в госпиталях для выздоравливающих, при подписке на Займы победы. Я занята семь вечеров в неделю. Я продала больше облигаций Займов победы, чем любая другая в Лиге женщин-избирательниц. Я получила каску… одну из их касок… пробитую пулей, за то, что продала облигаций на одиннадцать тысяч долларов.
ЛЕВИ. Здесь мы получаем их за так, тысячами… пуль хватает.
ДЖОАН. Какой злой у тебя голос. Нельзя так зло говорить.
ЛЕВИ. Извини.
ДЖОАН. На днях я слушала полковника Элуэлла. Ты знаешь полковника Элуэлла, старика Энтони Элуэлла, владельца сталеплавильного завода. Он выступал на ежемесячном банкете Красного креста и сказал, что одним из главных достоинств этой войны — отсутствие злости в наших парнях. Он сказал, что ими движит только патриотизм. Он — прекрасный оратор, полковник Элуэлл. Я плакала и плакала…