— Ты не откроешь, дорогой?
Хьюз взглянул на нее, взял из ее рук бутылку со штопором и принялся сдирать фольгу.
— Довольно откровенно, — сказал он бутылке.
— Ты водил меня в нем на танцы в Яхт-клубе, разве ты не помнишь?
Он поднял взгляд, слабая улыбка не затронула его глаз.
— Нет, прости, Ник, не помню.
— О, перестань, — возразила она. — Там еще дирижировал ансамблем такой смешной уродливый коротышка, который воображал себя Лестером Лейнином.[6] Он отпустил замечание насчет вишенок, и ты чуть не стукнул его.
— Неужели?
Ник втянула в себя воздух.
— Ладно, — сказала она, — оно немножко изменилось. Я отрезала бретельки. Но, по-моему, так оно смотрится изысканнее.
Хьюз вытянул пробку и принялся скручивать ее со штопора.
— А ты не замерзнешь?
Ник смотрела на него, в голове звучал неистовый короткий ритм, похожий на сердитые горны оркестра Каунта Бейси.
— Черт возьми, Хьюз, — медленно произнесла она. — Это же чертова Флорида. Я не замерзну.
Лицо Хьюза даже не дрогнуло. Он протянул ей бутылку. Она сделала большой глоток прямо из горлышка и вышла на лужайку.
Ник не знала, сколько там пробыла, когда раздался стук в дверь. Только бутылка опустела почти наполовину, а подол промок от травы. С некоторым трудом она поднялась и нетвердой походкой направилась к веранде. Пройдя через дом, увидела, как Хьюз пожимает руки паре, стоящей у парадной двери. Ник и не вспомнила, что она до сих пор босая, пока не подошла к ним.
— Привет, — со смехом сказала она и опустила глаза на свои ноги. — Перед вами босоногая хозяйка дома. Надеюсь, вы не сочтете это проявлением невоспитанности. Я выходила во двор, там слишком сыро для туфель.
— Я всегда считал, что босые ноги хозяйки — это большая честь, — ответил мужчина, протянув руку. — Чарли Уэллс. А это моя жена Элиз.
Глаза у него были круглые и черные, как гагатовые бусы, которые ее мать надевала в театр, а смуглая ладонь оказалась теплой, хотя и грубоватой на ощупь. Ник знала, что это от работы на судне, руки Хьюза тоже стали тверже от плотницких и малярных работ, подготавливающих «Джейкоба Джонса» к постановке в док. Но мозоли Чарли также напомнили ей, что в армию его призвали рядовым. Он получил офицерское звание за участие в боевых действиях, но начинал с малого. Не как ее муж. Хьюз говорил, что таких, как Чарли, называли «мустангами». «Лучшие люди из всех, с кем я служил, — говорил ей Хьюз. — Хорошо, что им хватило ума повысить его».
Мужчина был смугл и худощав, а его жена настолько светлая, что казалась почти альбиноской. Бледно-розовое платье, по мнению Ник, ничуть ей не шло. Но была в ней мягкая женственность, от которой что-то кольнуло внутри Ник.