Из задумчивости меня вывела девушка, сидевшая рядом, она наклонилась ко мне и спросила:
— Извините, у вас зажигалки не найдется?
Я сунул руку в карман. Я всегда держу под рукой зажигалку, на случай вроде этого. Я разглядывал ее, пока она прикуривала. Светлые волосы, большая соломенная шляпа с мягкими полями затеняет лицо и плечи. Веснушки.
— Спасибо, — сказала она.
Она меня сразу же заинтриговала. У нее была карта Острова, из тех, что выдают в туристическом центре в Вудс-Хоул.
— Это ваша первая поездка на Остров? — спросил я.
— Да, — ответила она, глянула на меня из-под полей шляпы и отвернулась.
— Где вы остановитесь?
— В пансионе в Оак-Блаффс.
Она притворилась, будто изучает карту, поэтому я не стал докучать ей вопросами. Вместо этого, немного выждав, достал свой проверенный томик стихов и принялся листать страницы. И вскоре почувствовал ее взгляд.
— О, — сказала она, — Уильям Блейк.
— Да, — ответил я, отрывая взгляд от книги.
— Обожаю его. Гинзберг говорит, что он пророк.
Я молча смотрел на нее.
— Ну, это он так говорит.
— Почему пророк?
Она засмеялась:
— Даже не знаю.
Я улыбнулся.
— Извините. Я вам докучаю.
— Вы мне вовсе не докучаете.
— Я — Пенни, — сказала она.
— Эд.
— Вы не могли бы присмотреть за моей сумкой, пока я схожу в дамскую комнату?
Она сдвинула шляпу, чтобы лучше видеть меня.
— Я присмотрю за вашей сумкой, — сказал я.
Я наблюдал, как она идет к двери, ведущей на нижнюю палубу. Она чуточку косолапила. Я придвинул сумку к себе, расстегнул молнию и сунул руку внутрь. Нащупал что-то шелковистое, вытащил. Это был шарф в мелкую розочку, такие носят старушки. Я сунул шарф в карман своего блейзера — на потом.
Откинувшись в кресле, я подставил лицо солнцу. Интересно, сколько пансионов в Оак-Блаффс? Принялся считать те, что помнил. Тут раздался гудок, возвещавший о нашем приближении к причалу, и я осознал, что так и не придумал, как решить проблему, ждущую меня дома.
Слышу звук шагов медсестры по линолеуму раньше, чем вижу ее. Вжж-вжж. И вдруг ее лицо возникает надо мной. Она улыбается, увидев, что глаза мои открыты.
— Сегодня большой день, — говорит она, поправляя простыни и одеяло. — День посещений.
Она проверяет мои жидкости.
— Вы везунчик, молодой человек.
Я бы рассмеялся, если бы мог.
— Не у каждого такая мать. У некоторых вообще не бывает посетителей, никогда. Такая жалость.
Она вздыхает и на миг исчезает из моего поля зрения.
Затем я слышу ее бестелесный голос откуда-то от двери:
— Но не у вас. Каждый четверг, как часы.
Этот разговор у нас происходит каждый четверг — как часы. И даже если бы я мог говорить, нет никакой надобности в ответах.