Чёрт, а может, правда выбрать одну из этих трёх? Гарав задумчиво изобразил на чистом листе женскую фигуру. Не Фэлинзиль, очень уж она напоминает мелкую донью Окану из «Трудно быть богом». Амаурэю или Хэафлэд… Лучше Хэафлэд — она «младшей» крови, не нуменорка, родня, как у Фередира, — средней руки землевладельцы-воины где-то на артедайнской границе… и её можно «вылепить» под себя, потихоньку, без грубости… Можно даже соответствовать образу с конём и замком, делов-то, даже приятно. Ведь жена-то нужна, нужна… Он изобразил знак вопроса, потом — вторую женскую фигурку…
…Эйнор вошёл в комнаты достаточно тихо, наматывая на руку плащ и обливаясь потом — скорей бы в ванну. Заглянул к оруженосцам. Фередир ещё не вернулся, а Гарав сидел за столом, обвив ножки стула ногами, подпёр щёку рукой и что-то то ли писал, то ли рисовал. Бесшумно подойдя, Эйнор увидел на бумаге непонятный значок и много фигурок обнажённых женщин. На краю стола лежала серебряная трубочка, предназначение которой рыцарь понял сразу.
— Извини, — сказал он, усаживаясь боком на стол, — можно я кое-что тебе скажу?
— А? — Гарав поднял грустные глаза. — Ты приехал? Прости, что не встретил… Говори, конечно. Видишь, я тут… — он недоумённо посмотрел на лист и неуверенно закончил, — …книгу читаю.
— Вижу, — без насмешки подтвердил Эйнор. — Волчонок, дурачок мой… ты понимаешь, что Мэлет не будет твоей никогда?
— Не такой я дурачок, — спокойно ответил Гарав, ставя одну ногу на край стула и откидываясь назад. — Не будет. Хотя её ребёнка я заберу, даже если мне придётся осаждать Имладрис.
Эйнор чуть сузил глаза. Помолчал. Гарав не отводил жёсткого, упрямого взгляда.
— Хорошо, — рыцарь кивнул. — Ты не можешь так, как Фередир, да я бы и удивился, если бы ты так мог. Тазар не в счёт, это был твой первый раз, как у многих это бывает.
— Так, — кивнул Гарав.
— Хотя, если хочешь, можешь попробовать. За пределами города или в городе…
— Нет, так я не хочу, — покачал головой Гарав.
— Ну вот… — Эйнор покатал по столу трубочку, Гарав следил за его пальцами. — Фэлинзиль, Амаурэя, Хэафлэд, — сказал Эйнор, ставя трубочку «на попа», и Гарав удивлённо поднял на него глаза. — А ты что думал? — усмехнулся рыцарь. — Со мной говорили… Отец Фэлинзиль умолял не губить… тебя. Его дочка, несмотря на все достоинства отца, — просто б…ь, пусть и целая пока. — Гарав даже рот открыл, так неожиданны были грубые слова рыцаря. — Ты с нею будешь не жить, а мучиться — у тебя слишком чистая душа. Да не красней ты, это правда. Кончится тем, что у вас будут несчастные дети, разрывающиеся между вами, а потом или она тебя отравит какой-нибудь южной гадостью, для которой у нас и названия-то нет, или ты застанешь её с очередным Фередиром — только не таким честным и открытым — и рубанёшь обоих в постели. Запачканные простыни, запачканное имя, княжеский суд… Зачем это тебе?