— Виктор Иоганнович, — представился он довольно хмуро и потребовал паспорт.
Антонина с некоторой неприязнью оглядела его и протянула паспорт. Тот внимательно его посмотрел и, удостоверившись, что перед ним та самая особа, за которой посылали, спросил:
— Вы подвергались гонениям при Советской власти?
— А вы, собственно, кто такой, чтобы задавать мне такие вопросы? — с вызовом сказала Антонина. — Меня пригласил Фишер, вот и отведите к нему.
— Вы находитесь в гестапо, мадам, — последовал высокомерный ответ.
— Знаю, где нахожусь! Давайте сюда Фишера и верните паспорт!
Но он не вернул. Убрал со стола бумаги, коротко бросил:
— Ждите.
С паспортом в руках скрылся за высокой ореховой дверью, ведущей в соседнюю комнату, тут же вернулся и проводил Антонину к Фишеру. Затем стал было располагаться за столом, намереваясь переводить, однако Фишер сам заговорил по-русски, хотя и с сильным акцентом. Он высказал сожаление, что не мог раньше встретиться с фрау Иванько, сказал, будто хорошо знал её мужа, с которым не раз встречался на симпозиумах учёных. Это, де, был во всех отношениях замечательный человек, деятельность которого в области фармакологии высоко ценилась, а ранняя смерть — большая потеря для мировой науки. Ещё сказал, что сочувствует молодой вдове и что гестапо берёт её под свою защиту.
— И прекрасно! — заявила Антонина. — Тогда верните мне виллу!
— Ах, виллу… Да, мне говорили… Но для чего она вам?
— Господин Фишер, мне надоело жить в свинских условиях по знакомым. У меня нет своего угла. К тому же, на вилле мои вещи, мебель, посуда.
— Да, да, — неопределённо поддакивал Фишер.
Антонина вдруг кокетливо изогнулась и вкрадчивым шёпотом произнесла:
— Отдайте мне виллу, господин Фишер, и я распоряжусь ею с выгодой для вас. Или, по крайней мере, разрешите мне там жить.
Фишер понимающе глянул в глаза фрау Антонине и со вздохом возразил:
— Это, к сожалению, невозможно. Вилла занята немецким командованием, и никто не согласится, чтобы при штабе находились посторонние.
— Посторонние?! — возмутилась Иванько. — Я хозяйка виллы, а немецкий порядок оберегает права частной собственности. Вы сами об этом везде говорите. А я верю немецкому командованию!
Антонина сделала ударение на слове «верю» и с вызовом придвинулась ближе к Фишеру.
— Я говорю «посторонний» в том смысле, что не военный.
— Это правда, — сказала Антонина, — на мне нет мундира. Но разве в нём дело? Вы же только что сказали, что берёте меня под защиту. Возможно, я смогу принести вам больше пользы, чем некоторые ваши сотрудники.
Она выразительно стрельнула глазами в сторону Виктора Иоганновича, который ей с первого взгляда не понравился.