— Тридцать четыре.
— Ну, совсем еще молодая. По сравнению с пятидесятилетней. Но если сравнивать с тобой…
— А ты не сравнивай. Это не твоего ума дело!
— Слушай, а почему она разозлилась, когда про Лизу узнала? И разозлилась, и краснеть начала. Я так понимаю, она к тебе неровно дышит? С молодыми не получается, так ты с теми, кому за тридцать?
— Заткнись!
Какое-то время я молчал, нагнетая напряжение, а потом с холодной злостью спросил:
— Ты это кому сказал?
— Тебе, — дрогнувшим голосом отозвался мент. Нет, он не испугался меня, но понял, что перегнул палку.
— Я тебе кум, сват, брат?
— Еще раз скажешь про Любовь Алексеевну в таком тоне, убью!
Сильное заявление. И я должен был отнестись к нему уважительно. Похоже, у парня действительно чувства к своему патрону. Да и она, похоже, к нему неравнодушна. И еще ревнует его. Мстительно ревнует…
— Любовь-морковь?
— Не твое дело.
— Почему не мое? Любовь твоя Алексеевна тебя со злости ко мне подсунула. Это она тебе за Лизу отомстила.
— Тебе не все равно?
— Так ведь и ты злишься. А злость — плохой помощник в работе.
— Не тебе меня учить!
— Да что ты такое говоришь?
Я вроде как шутливо и совсем не сильно ткнул парня кулаком в плечо. Он резко развернулся ко мне, чтобы ударить в ответ на полном серьезе, но я одной рукой вцепился в руль, а другой блокировал его плечо.
— На дорогу смотри!
Эх, если бы Миша знал, сколько я проделал незаметных для него движений, пока успокаивал его. Сейчас узнает.
— И пистолет при себе держи! — Я протянул ему его табельный «макаров», который «выбил» у него из кобуры под курткой.
— Что это?
Сначала он ошалело похлопал правой рукой по левому боку, затем конвульсивно выхватил у меня пистолет.
— Ловкость рук и никакого мошенничества. Избито, но актуально.
— Разве ты щипач?
— От скуки на все руки…
Непосвященному человеку кажется, что это очень трудно, с помощью одних только рук избавить жертву от бумажника. На самом деле это невероятно трудно. Для этого нужно научить руки жить своей жизнью. Здесь действует принцип сороконожки, которая не сможет идти, если вдруг задумается, в каком порядке перемещать ноги. Так же и с руками. Сначала нужно придать пальцам чувствительность и особую подвижность, чтобы они научились жить сами по себе, затем их нужно снова подчинить себе, а то ведь своевольничать начнут, под монастырь подведут. Мои пальцы не безобразничают и делают лишь то, что я им велю. Навел их на пистолет Сбитнева, и они его мне подали на блюдечке с голубой каемочкой.
— Больше так не делай.
— Ну а вдруг Любовь твоя Алексеевна потребует от меня твое сердце? А я могу… Ты даже не заметишь…