— Ну, и зачем ты устроил этот цирк? — зло, но вместе с тем обескураженно спросил он.
— Это твой цирк, и ты в нем верблюд.
— Я же в переносном смысле сказал…
— Вот я и говорю, что плевки переносят инфекцию. А ты, по ходу, бешенством страдаешь.
— Да нет, это ты начал!
— Что начал?
— Это не Плющиха! Это Петровка!
— Ну, так тебя на Петровке и плющит. А я всего лишь про девчонок спросил. Ты же хотел, чтобы я Лизу для тебя «снял». Ты же для этого здесь, да?
— Сам знаешь, зачем я здесь!
— Так, вдохни поглубже, медленно выдохни. А теперь покажи, где твоя машина. Мы сейчас поедем ко мне, и ты по дороге выложишь мне все свои претензии.
Мы сели в «Форд» не первой молодости, я ткнулся затылком в подголовник, скрестил на груди руки и закрыл глаза. Плевать мне на его претензии. И на его пожелания также начхать. Сейчас мы приедем ко мне домой, я приму душ, долго буду пить кофе, наслаждаясь тишиной и табачным дымом, и пусть только Сбитнев попробует нарушить мой покой. Потом и на пивко можно перейти…
— Зачем ты Добронравовой про Лизу сказал? — зло спросил парень.
— А что я не так сказал, Игорек? — хмыкнул я.
— Я не Игорек.
— Хорошо, буду звать тебя кротом. Ты же у нас крот, да? Свой среди чужих. Я Борман, ты Штирлиц, да?
— Не смешно.
— Вот и я говорю, что ты не смешно роешь… Слушай, а может, это ты Светозаровых «замочил»?
— Я?! — оторопел от неожиданности Сбитнев.
— Ну, Лиза была так близка, а они пришли и все испортили… Надо было с Бурунова начинать. Ну, ничего, у тебя все еще впереди…
— Ты лечиться не пробовал?
— Кстати, о лекарствах. Пивка надо где-нибудь купить.
— Какое пивко, у нас работа сегодня!
— Люба задачу тебе поставила?
— Не Люба, а Любовь Алексеевна.
— И не поставила, а положила. Слушай, может, и мне на вас положить?
— Думаешь, я тебя уговаривать буду?
— Сам к Лизе пойдешь?.. Ведь она тебя даже не знает. А меня знает. У меня уже подход к ней есть. Я так ненавязчиво тебя с ней познакомлю… Только скажи, зачем ей какой-то ментовской крот, если у нее есть Костя, а он парень не бедный. Считай, принц, хотя и не заморский.
— Плевать я хотел на твою Лизу!
— Да? И зачем я только про нее Добронравовой сказал? Слушай, а она не из-за этого взбесилась?
— Кто взбесился?
— Ну, Любовь твоя Алексеевна. Я как сказал, что ты на Лизу запал, так она пятнами пошла.
— В смысле, пятнами? — разволновался Сбитнев.
— Ну, ты вот покраснел, и она покраснела…
— Кто покраснел?!
— Ты покраснел. Сколько тебе лет?
— Неважно!
— Семнадцать? Восемнадцать?
— Двадцать три!
— У-у, совсем большой! Только она еще больше. Сколько ей, сорок, пятьдесят?