Иллюстрированная история эротического искусства. Часть 1 (Фукс) - страница 63


К. Бос. Леда с лебедем. Гравюра.


Изображению эротически-чувственного должен был, естественно, быть присущ тот же стиль. Так оно и было. Оно носит явно героический характер. Эротика в эту эпоху всегда возвышается на степень божественного: она всегда сопоставляется с творческой силой. Об этом свидетельствуют статуи Афродиты, Аполлона и т. д., относящиеся к первому цветущему периоду греческого искусства. Все эти произведения представляют собою чистые, ясные, как кристалл, воплощения благороднейшего понимания понятия чувственности.

В IV веке до н. э. революционный период греческой истории постепенно пошел на убыль. Внутренние распри, объясняющиеся федеративной организацией Греции, способствовали успеху иноземных нашествий, которые в конце концов и одержали победу. Рука об руку с исчезновением революционных движущих сил шло исчезновение и героического стиля. Наиболее видную роль в жизни заняло спокойное наслаждение, для которого благоприятную почву создавал экономический подъем. Вследствие этого и искусство в этот период должно было служить целям такого спокойного наслаждения. Правда, вышеохарактеризованное величие все еще давало ему совершенство. Но если в предыдущую эпоху художественное произведение оказывало действие всем своим целым, всей совокупностью содержания, то теперь существенную роль стали играть отдельные детали, что также вполне согласуется с требованиями спокойного наслаждения, лишенного героического экстаза. Благодаря этому изменилось и само понимание эротики. Она оказывала действие на зрителя уже не всем своим содержанием, а лишь тем специальным наслаждением, которое было связано с нею. Благодаря именно этому и возникло в искусстве художественное воплощение средств наслаждения, атрибутов чувственности. Излюбленным средством возбуждения сладострастия служат, например, ягодицы женщины, — и искусство поет гимн этой части тела, и гимн этот становится высшей художественной задачей. Чудеснейшим, известным всему миру образцом этого культа служит Венера Каллипига,[6] это, несомненно, один из наиболее чувственных памятников античной пластики. Неизвестный создатель этой Венеры разрешил трудную задачу таким образом, что заставил саму Венеру наслаждаться своей особой красотой. Но, изобразив ее таким образом, он должен был отказаться от общей гармонии и подчинить все одной этой специальной цели. Венера не говорит здесь уже больше: «Я красота», а: «У меня есть особая прелесть». И показывает эту особую красоту, демонстративно выставляет ее напоказ. И если она лишь сама наслаждается своей красотой, то это лишь своеобразная форма, которая должна обратить внимание зрителя на ее особые прелести, наряду с которыми остальные совершенно меркнут. Благодаря такому внутреннему смыслу эта Венера должна быть признана резко выраженным эротическим произведением искусства. Отрицать же такой внутренний смысл значило бы насильственно разрушать логику знаменитого художественного произведения.