Буржуазное искусство в истинном смысле этого слова, отказавшееся от заимствования у античного мира и искавшее форм и идеалов в реальной действительности, возникло, как мы уже говорили выше, в Голландии. И здесь наиболее излюбленным мотивом было опять-таки чувственно эротическое содержание вещей и явлений.
Конечно, и в Голландии привлекались с этой целью сюжеты из библейской истории и из древности, но здесь они настолько очеловечивались, что воображению не приходилось даже переводить классическое явление на современный язык. Рембрандт написал «Иосифа и жену Потифара», но как только работа была закончена, в ней не осталось и следа библейского мотива. Она стала попросту изображением женского сластолюбия. Это скорее всего портрет какой-нибудь страстной женщины, жившей неподалеку. Эта женщина знает, что мужчину ничто не обольщает так сильно, как если женщина говорит ему: я хочу. И она самым наглым образом говорит, что она хочет, тому, на кого пал ее выбор. Аналогично обращались художники и с символическими фигурами. Диана стала сильной и здоровой голландкой, которая способна задушить в объятиях Геркулеса, если только он сумеет удовлетворить ее страсть. «Прощание Адониса» превратилось в прощание рассудительного любовника, который до самого утра предавался радостям любви со своей прекрасной возлюбленной, но который все-таки не забыл, что если он останется еще на полчаса, то плохо спящая соседка увидит его и скоро вся улица будет знать об их любви. Помимо этой трактовки классических мотивов в современном духе, голландское искусство отказалось вскоре и от последней тени безличности и отвлеченности. Когда буржуазный строй вошел в Голландии в свои права, как мы уже говорили выше, и соответственно могуществу экономических сил, породивших его, превратился в полновластие, то искусство достигло такой степени самоуверенности, что художественным мотивом избрало свою же собственную эротику. Чувственность получила право гражданства: она стала олицетворять окружающую живую действительность. Это художественное зеркало тоже вскоре стало великолепным и импонирующим, хотя эротический элемент, который в нем отражался, был отнюдь не приспособлен играть какую бы то ни было роль в салоне. Это была неприкрашенная голая откровенность. Люди едят в свое удовольствие, а не только притрагиваются. Люди любят во всю ширь, а не только «балуются». И всего этого никто и нисколько не стыдится. Наоборот, все с гордостью показывают, что у них есть здоровые мускулы, бедра, ляжки, груди. Перед взглядом зрителя проходят спальни и купальные заведения, в которых здоровое крепкое тело голландских женщин изображается совершенно обнаженным. И раскрывая перед глазами зрителя эти интимные вещи, голландцы невидимым шрифтом подписывали под каждой картиной, что они люди, в жилах которых течет горячая кровь, что они могут целовать и хотят, чтобы их целовали, и что их женщины нуждаются в росе любви, все равно как голландские тучные луга в дожде.