Ему было всего двадцать семь.
Маккоркл, если верить резюме, обнаружившемуся в базе данных, сменил несколько профессий — работал водителем грузовика, диспетчером в телефонной компании в Кливленде, почтальоном и курьером, доставляющим букеты, в Филадельфии.
В пятницу вечером Марино не нашел Маккоркла на работе, но паниковать не стал. С половины двенадцатого доблестный сержант дежурил под моими окнами, в кустах, надев темно-синий форменный комбинезон, позволявший ему раствориться в ночи. Когда Марино включил верхний свет в моей спальне и я увидела его во всей красе и вооруженным до зубов, меня парализовал ужас, и несколько секунд я не могла понять, кто стоит на пороге — маньяк или полицейский.
— Я тут подумал, — продолжал Марино, — ну, про Эбби Тернбулл… Помните, мы тогда решили, что маньяк хотел отомстить ей за статьи и убил Хенну по ошибке? Мне стало как-то не по себе. Я прикинул, на какую еще женщину выродок мог иметь зуб. — И Марино поднял на меня глубокомысленный взгляд.
Когда черный «ягуар» сел Эбби на «хвост», и она позвонила в «911», на ее звонок ответил именно Маккоркл. Так он узнал адрес Эбби. Может, он уже прикидывал, что хорошо бы ее убить, а может, решил сделать это, когда услышал ее голос и сообразил, что это и есть та самая журналистка. Теперь уже не выяснить.
Мы знали только, что все пять женщин звонили в службу спасения. Пэтти Льюис набрала «911» за две недели до смерти, в четверг, в 20:23 — она хотела сообщить, что в миле от ее дома после грозы вышел из строя светофор. Пэтти повела себя как ответственная горожанка. Она хотела предотвратить возможную аварию. Она боялась, как бы кто-нибудь не пострадал.
Сесиль Тайлер набрала девятку вместо четверки. Просто ошиблась номером.
Я никогда не звонила в службу спасения.
Мне незачем было это делать.
Мои телефон и адрес находились в базе данных, потому что судмедэксперты должны иметь возможность в любой момент, даже после работы и в выходные дни, поговорить со мной. Но в последние несколько недель я разговаривала с несколькими диспетчерами, пытаясь связаться с Марино. Одним из них вполне мог оказаться Маккоркл. Теперь тоже ничего об этом не узнаешь. Да и зачем?
— Ваши фотографии были в газетах, вы мелькали в новостях, — продолжал Марино. — Вы ведь проводили вскрытие по всем делам — неудивительно, что маньяк хотел знать, что вам известно. Потом вышла эта бодяга про неправильный обмен веществ. Маньяк понял, что вам удалось кое-что выяснить. — Марино продолжал мерить шагами мой кабинет. — И вот тут он дозрел. У него появились личные счеты — еще бы, какая-то докторша будет задевать его мужское самолюбие, прохаживаться насчет его мозгов!