- Вы предупредили тех...
- Да, с ними говорили тоже. Завтра похороны погибших в этой бессмысленной драке.. Погиб мулла и много безвинных людей. Больницы переполнены ранеными. Но они обещали больше не выступать.
- Хорошо. Я принял к сведению ваше сообщение. У нас тоже есть погибшие и раненые, нам бы их тоже надо похоронить, но к сожалению кладбище одно. Как нам поступить?
- После решения комиссии.
- Не могли бы вы прислать нам несколько врачей и медикаменты?
- Постараюсь. Сейчас свяжусь с командованием.
В комиссии одни туркмены. Меня допрашивают с пристрастием, пытаясь доказать, что во всем виноват я.
- Во время первого выступления народных масс, вы дали приказ стрелять в людей?
- Нет, вам каждый солдат моего отряда может подтвердить, что я приказал стрелять в воздух.
- Так кто же стрелял в Ибрагима?
- Сами туркмены из толпы. Я военный и знаю, что у Ибрагима ровное входное отверстие пули на затылке и рваная выходная рана на лбу. Можете проверить это или спросить у экспертов. Кто-то из заводил хотел уж слишком обострить обстановку в городе.
- Но это только ваше предположение. Однако во второй раз, вы все же приказали стрелять в людей?
- Да. Когда, как вы говорите, народные массы стали стрелять в нас и среди наших парней появились первые убитые и раненые, я приказал стрелять.
- По нашим данным, вы совершили разбойное нападение на тир. Избили милиционера и разграбили оружие.
- У вас не точные данные. Мы изъяли оружие, что бы оборонять мирное население. Если бы этого не сделали, то крови здесь было бы столько, что не дай бог, возникли международные осложнения.
Они смотрели на меня постными, ничего не выражавшими лицами. Задав еще десяток никчемных вопросов, меня отпустили.
Решение комиссии, после переговоров с Максимовым и другими лидерами русской диаспоры было весьма мягким. Нам предложили сдать стащенное в тире оружие, гарантировать судебное не преследование тем, кто участвовал в беспорядках, ввести на первое время в город воинские подразделения, что бы утихомирить стороны и... помочь уехать желающим на родину.
Ко мне домой пришел Максимов и какой-то хорошо одетый русский.
- Коля, мы к тебе пришли с одним серьезным делом, - начал Максимов. Как ты смотришь, если мы отправим тебя на родину.
- Никак. Мои корни здесь, здесь похоронен отец, мать, а там ехать не к кому.
- И все же надо, что бы ты поехал на родину. Отъезжают почти все семьи, здесь оставшимся жить будет невозможно. Уже сейчас, несмотря на кажущийся мир, началась дискриминация, русским не продают хлеб, прячут от них продовольственные товары , поджигают дачи, пакостят во всю.