Мы оставили позиции на известняковых высотах Дона. Словно памятник нашему батальону остался сгоревший немецкий танк Т-4 и взорванное тяжелое орудие времен Гражданской войны. К нему не осталось снарядов, лошади не могли сдвинуть с места. Привели двух огромных верблюдов, сумели вместе с лошадьми протащить трехтонную пушку всего сто метров, затем, не обращая внимания на удары погонщиков, улеглись на траву, пережевывая свою жвачку. Орудие взорвали толовыми шашками. Массивное деревянное колесо катилось вслед за нами, словно укор — пушка так помогла, а вы ее уничтожили.
Снова шагали ночью, перебрасываясь редкими фразами. Гриша Черных сообщил мне, что написал прощальное письмо родителям и невесте. По почте оно вряд ли дойдет, в случае гибели перешлют обязательно.
— Дожидайся! — возразил я. — Красноармейскую книжку заберут для отчета, а на твои письма внимания не обратят.
Черных, подумав, согласился. Борисюк, которому присвоили звание сержанта и назначили командовать отделением, посоветовал меньше думать о смерти. День прошел — хорошо, ночью тоже жить будем, а завтра посмотрим. Совет бывалого солдата пришелся по душе. Я считал ефрейтора, теперь сержанта, не слишком отважным человеком, но признавал в нем житейскую мудрость. Таких людей вокруг меня было двое: фельдшер дядя Захар и отец троих детей Борисюк. Дядя Захар о своей семье ничего не рассказывал. Когда мы заговорили о невестах и подругах, он грустно усмехнулся:
— Эх, ребята, ничего вы еще не видели. И женщин тоже.
— Почему не видели? — спросил я. — У меня имелась одна на мелькомбинате. Красивая баба.
— Не видели, — повторял из темноты дядя Захар. — Ну, бог даст, все хорошо будет.
Потом замолчали. Рты забило пылью, открывать их лишний раз не хотелось. От теплой пыли текло из носа. Оказывается, насморк случается не только от простуды. С правой стороны подожгли пшеничное поле, затем началось страшное. Посреди поля взметнулись два взрыва. Если днем огня от взрывов не видно, то ночью следует мгновенная, яркая вспышка. Бомбы, сброшенные вражеским самолетом, подняли на десятки метров целые фонтаны горящих колосьев и травы. Все это диковинным фейерверком кружилось в воздухе, огоньки весело плясали, обгоняя друг друга. Звук ударил с запозданием, хлестнул по ушам. Некоторые бойцы бросились лицом вниз на дорогу, другие бежали на обочину, спасаясь от возможного пулеметного обстрела. Еще несколько бомб взорвались впереди, затем наступила тишина.
Я осторожно поднял голову. Передо мной возился, подтягивая ноги к животу, Гриша Черных. Старшина Шмаков расхаживал над нами, громко считая людей.