И сожгли.
Кастусь Потапейка запряг коня, побрал детей и переехал в Замошье.
Мы в другой хате.
Марии Герасимовне Михайлик было тогда, в январе 1943 года, восемнадцать лет. И ей тоже удалось спастись. Однако же… Но лучше пусть расскажет она сама.
«…Было темно. Они окружили село и давай стрелять. Мама говорит:
— Дочушка, стреляют, вставай! Я говорю:
— А что, партизаны? Она отвечает:
— Партизаны.
Посматриваем мы в окно. Идут в белых халатах. Мать говорит:
— Поотставали, а теперь стреляют. Потому что ночью они ж были у нас, партизаны. Думаем, что ищут они один другого. Мама говорит:
— Сходи воды.
Я иду воды в колодезь, а они — это немцы — вернули назад:
— Ком в хату! Я вернулась.
— Мама, они не пустили воды. Идите вы. Маму тоже вернули.
А начали они бить с естого во конца. Я говорю:
— Мама, да там же что-то горит уже.
— Ну что ж, — говорит она, — горит. Иди корову подои, а то коров забирают, курей бьют.
Ну, я пошла, подоила корову. Тогда мама говорит:
— Курей бьют. Помани в хату курей.
Ну, и сидим в хате. Пришел племянник мой. Спрашивает:
— Были у вас партизаны? Мама говорит:
— Были, дала им повечерять, хлеба, молока дала, и ушли.
Разговариваем. А тогда она говорит:
— Детки мои, глядите, Прохора ж у нас убивают!..
Это по соседству, через окно мама видит. Еще сестра моя с дочечкой была у нас. Мама говорит:
— Глядите!..
А там три выстрела — и девочки на истопку полезли.
Ну, и тут же к нам пришли. Мы стоим все около печки. Вот так рученьки посжимали, а печечка горит. Ну, пришли… Высокий, высокий пришел, в очках. Вот, кажется, я и теперь его вижу, узнала б. Как пришел, так хату и раскрывает. За меня:
— Иди корову выпущай! А брата — на улицу.
Пошла я корову выпускать. А она ж не идет. Тоже боится, корова, аж на стену лезет. Я во двор из хлева вышла, а он меня как швырнет — дак я и полетела. Ручкой автомата ворсанул. Два раза. Первый раз я не полетела, дак он в другой раз.
Мама из хаты выходит. Мама как вышла, маму он и шахнул — всю вот тут шею продырявил, и все вот это отвалилось. И мать моя тут же и легла.
Он и ушел. Еще мне вот так ногой дал, и нас на улицу — корову гнать. Я эту корову на улицу вытурила. А там старик один, — он помер уже, — стоял… Корова стояла, а он так вот корову обнял… А его так били, так били!..
А я своему брату:
— Мой братка, говорю, мой братка, все поскрывались, а мы, говорю, вот и попадомся…
Вопрос: — А старик тот корову обнял, чтоб не вести?
— Не, его сильно били, он на корову обвалился и стоял. А тут коровы идут, кони ржут, — тоскливо, страшно было… Говорю:
— Не спрятались, и все наше и пропало, браточка. Погибнем мы.