«Первая пулеметная очередь, — говорит Иван Павочка, — прошла по головам лежащих, и был смертельно ранен мой сын Михаил, а мне пуля на левой руке оторвала средний палец, а безымянный и мизинец раздробила. Мой сын успел сказать: „Папа, мне больно“ — и скончался»[44].
Из второй группы, в сто тридцать человек, уцелевшие рассказывали, что их отделяли по двенадцать, гнали в лес и там расстреливали.
Рассказав по нашей просьбе жуткую историю заново, Иван Иосифович согласился даже отвести нас к месту Расстрела и показал, как он в тот зимний день лежал тут под пулеметным огнем.
Теперешний рассказ его мы передаем со всей точностью.
Как и многие другие уцелевшие жители «огненных деревень», Иван Иосифович начал рассказ с рассуждений о фашистской версии — «борьбы против партизан».
«…Немцы собрали большую силу на леса. Партизанам они ничего не сделали. И с этой всей ненавистью нападали на местное население.
Мы утекали в лес. Зима была. С детьми. Ну, в лесу — не место: мороз был, холодно. Пошли мы в деревню Копти. Заехали немцы и говорят: „Идите домой“. Ну, мы, понятно, вынуждены были идти, потому что там все оставили: и коней и коров.
Пришли мы домой, сидим, видим — идут.
Сосед мой говорит:
— День добрый пану. А они:
— День добрый, пане бандит.
Разграбили они все наше, забрали всю нашу скотину. И человек пятнадцать увели с собой в обоз.
Сидим мы. Никого нема. И не успели оглянуться, как нагрянули немцы снова. В каждую хату заходит немец, наказывает нам, чтоб каждый на три дня харчей брал. „Мы вас вывезем“. Кто успел что взять, а кто и не успел.
Снег лежал, а одного старика вели босого, без рубашки и без шапки.
Поставили тут нас всех на колени. Нас били прикладами и пинали ногами… И вдруг послышался грохот тяжелых машин. Пришло девять машин, а в машинах полно немцев. Но человек, може, двадцать, а може, и больше. Молодые немцы, на головы надвинуты каски.
Из одной машины вылез офицер, дал команду, и нас повели под сильным конвоем. С правой стороны ехали машины, а с левой — шли немцы.
Не доходя до того места, остановили, и трое немцев пошли с пулеметом. Поставили пулемет на пригорочке, двое там остались, а третий вернулся и махнул рукою.
Привели нас в лощину, перед тем пулеметом, и сказали ложиться. Мы ложились кто с кем. Ну, я лег с семилетним хлопчиком, держал его на руке, прислонивши, а жена — с трехлетней дочкой. Когда мы легли — шапка с меня свалилась, и я ее на голову больше не надевал.
Немцы от нас отошли… Ага! Немцы отошли в сторону и залегли кругом. А этот немец, пулемет которого на пригорочке стоял, взял этот пулемет и подошел к нам метров на двадцать. Там была яма, где немецкая бомба упала. Влез он в эту яму, стал на колени и поставил на краю ямы пулемет. Потом немцы отошли от нас, и он протянул первую очередь по нашим головам.