Народ согнали весь и начали сгонять на берег.
Мы малые были, нас матка за руки держала… Матка что-то сказала на одного полицая. Он винтовку наставил и хотел: мол, я тебя прикончу! Тут мы начали голосить.
Ну, мы в тот список не попали, где быдто партизанские семьи. Потому мы остались. Нас вывезли отсюда.
А когда мы потом вернулись в село, чтоб накопать картошки или жито свое сжать, — все тут было спалено.
Потом начали колодези смотреть: это уже было после войны. Немцы людей в душегубках травили на берегу, а потом привозили и сбрасывали в колодези. Тут четыре таких колодезя. Душегубка — машина специальная была, закрытая, и газом отравливали…
Немцы сначала людям сказали, что будут привозить малых детей, сирот, чтоб у нас они, в Костюковичах, жили. Дак мы думали, когда они приехали, что это они везут тех детей. А они не детей нам везли, а приехали да нас загубили…»
Больше помнит Дарья Нестеровна Гусак, тогда уже взрослая.
Люди из села были выгнаны на берег Припяти, что и тогда спокойно плыла себе в свою вечность по раздолью зеленой долины, внизу от Костюкович и далековато, если ходить на реку пешком.
«…Нас, партизанские семьи, — рассказывает Дарья Нестеровна, — поставили на берегу отдельно. Мужчин и женщин отдельно. Еще у меня сестра была, с двадцать четвертого года. Мать попросила одного полицая:
— Мой дороженький, ты моих этих девок забери куда-нибудь, все равно нам уже могила.
Дак он нас двоих взял туда, где собирали отправлять в Германию.
Как мы уже шли, дак видели: разбирали в деревне колодези, уже готовили их на людей… А эти душегубки, знаете, еще только подъехали. Такие они, как вот ездят наподобие кузни у нас. Из МТС. Только у этих цвет темно-зеленый, а там, как бы вам сказать, салатовый. Их две было: одна на берегу, а другая тут, подъехавши, к колодезю.
Они, знаете что, сидели на берегу, мужчины, их посадили в ряд по шесть человек… То один еще оглянулся так, — это Гриша Адамовский, — а немец подошел и прикладом как даст сюда, по шее, дак он вот так повесил голову, и кровь пошла из носа, изо рта. И он больше не поднял головы.
У меня мать и отец остались там…»
Некий Иван Рачицкий, черная душа, перед войною ловкий приспособленец, что залез было, если брать по его масштабам, довольно высоко, помогал карателям распознавать в толпе костюковичевцев партизанские семьи и тех, кого он считал помощниками партизан.
«…Дак одних оставляли, а других выводили, — рассказывает еще одна тетка, постарше, Дарья Миновна Карась. — А тех, которых оставили, а потом убили, — тем говорили, что их повезут катерами. Только их не повезли катерами, а четыре колодезя напихали. Вот в этом одни женщины, в этом одни детки. Там два колодца — одни мужчины… Они поделили их.