— Скорей давайте, а то уже все люди поутекали. Я жду вас.
И мы все побежали. Прибежали туда и сначала не прятались далеко. Не знали, что еще и в лесу надо прятаться. На краю стоим и смотрим. Кто еще бежит, кто рке хочет назад идти… Мы все ждем, ждем… Може, уже часов одиннадцать было — нема моей сестры, не прибегала она. Ни дети, ни она. Ну, мама говорит:
— Пойду. Почему ж она не пришла? Не успела, что ли? Пойду, погляжу.
Сердце ж матери не выдерживает. И она вернулась в село. К дочке. Не оказалось ее. А по соседству с ними жила как раз вот эта Мария Федоровна Кот, о которой вы спрашиваете. И оказалось, что они не в лес поудирали, а в кусты — там, на другом конце деревни, были кусты болотные. Все люди с того конца в основном туда удрали. И вот эта Кот вернулась, ну, знаете, посмотреть хозяйство или что. Потому что так же побросали все, как кого где что встретило. Она вернулась, а мама моя идет в те кусты, чтоб это забрать семью в лес, к нам. А Кот говорит:
— Чего тебе идти? Дети там себе гуляют…
А к этому времени уже очень стали стрелять по лесу из минометов. А лес же большой, тянется от Прус на Кокорицы, на Потейки… Мама выбежала-таки за село, чтоб в те кусты попасть, и думает, что стреляют по лесу, и, правда, — в кустах будет спокойнее. Вернулась она назад селом и к лесу направляется. Встретила Станевича. Молодой парень, потом он стал партизаном, а в этот момент еще в селе был. Брат его был в партизанах. Дак он говорит:
— Чего ты, тетка, бежишь? Не надо удирать. Вон уже из-под Степур партизаны идут.
Потому что как они на горку поднялись, дак видят, что от Степур идут цепью… Мать старая, неопытная, а все-таки разглядела — видела ж она партизан, и сын же свой был в партизанах, дак она и говорит:
— Ну, Петрок, какие ж эта партизаны, они ж все в касках! Где ж те партизаны касок наберутся?
— И то правда!
У нас до лесу метров сто — сто пятьдесят. Дак она уже ползла, потому что такая уже стрельба открылась. И от Малых Прус, и со Степур — кругом! Весь выгон простреливали, нельзя было идти во весь рост. Прибежала в лес, уже ж чтоб нас как искать. А люди ж уже один другого держатся. Уже стали отходить от края, да уже дальше в лес, а там есть такой ров большой и над рвом молодые елки, застилают ров, дак мы уже в тот ров попрятались. Все люди. Вот мама уже пробирается к тому рву. Встретила одну девчонку, соседку нашу, спрятавшуюся, и говорит:
— Чего это ты, Вольга, так хоронишься? А та говорит:
— Хоронитесь и вы, тетка, немцы уже ходят по дорогам.
Пришла, нашла нас. Потом целый день ничего не знаем Мужчины залезут на высокое дерево, посмотрят. Тихо. Никто не знает, что делается в селе, и выходить — никто не выходит, потому что видно, что есть немцы, выгоняют скот… А что больше делают — неизвестно…»