А потом батьку моего за меня забрали и застрелили. Хотели еще мать забрать, но что-то они меж собой поговорили, поговорили, и так она осталась…»
В свое время Михаил Андреевич, как «западник»[22], был солдатом польской армии, в сентябре тридцать девятого года встречался с немцами в бою. После расстрела он, естественно, стал партизаном. Мужчина. А рассказывает и… время от времени плачет, даже не может говорить. Видимо, из-за отца… Или это просто обида, гнев — человеческая обида и справедливый гнев, которые не проходят, не успокаиваются даже местью!..
В деревне Усакино Кличевского района Могилевской области.
Богатый домик, зелено-таинственный сад. А хозяин — высокий, дородный мужчина, с виду моложе своих «семидесяти с гаком». На руках — маленькая городская внучка. А дед, хоть он и колючий такой, и гремучий, видать, и добрый, и веселый.
Макар Карпович Заяц.
«…Тут у нас много Зайцев в деревне, но один я — Макар Карпович.
Вопрос: — Так это вы тот самый Заяц, что немца убил?
— Тот, тот! (Смеется.)
Отступали наши. И тут шли наши. Дивизия. А я жил в конце. И ко мне все приходит начальство, покушать чего-нибудь. В лесу мы жили. Я раз дал, другой раз дал, а потом нечего давать. И говорю я:
— Ребяты, я вас не выкормлю, а мои дети останутся так. Вон картошка уже подросла колхозная. Черт с нею, что маленькая, подумаешь — жалеть. Все равно хвашисты заберут.
Ну, а они в окружении были. Они картошки накопали.
— Лошадь есть?
— Есть.
— Завезите нам.
Завезли. Назавтра снова приходят, уже больше. Лейтенант, в гражданскую войну воевал, Иван Минович. Это они у меня про его спрашивали: есть ли еще кто-нибудь из окруженцев. Я повел их и показал, где он прячется. Они его взяли. Мы два воза картошки накопали, завезли им на полигон.
Ахрем Бобовик узнал — пошел в полицию и немцам донес. А уже наши прорвали где-то около Друти. Еще фронт шел. А Ахрем говорит:
— Вот этот возил бандитам есть. Ну, меня ночью забрали.
Вопрос: — У вас семья большая была?
— Четверо детей и жена. И всех нас забрали. Еще из лесу людей забрали: проческа лесу была. Стали расстреливать.
Меня бьют:
— Веди где партизаны! Веди — куда вы бандитам есть возили!..
И Иван Минович тут же, и его забрали. И вот они мне говорят.
— Заведешь — будешь жить, не заведешь — расстреляем!
Вот я их на край поля привел, и нема мне куда крутиться… Я им так и говорю. А он бьет меня. А я все не давался; как он замахнется, немец, дак я все в сторону, в сторону. Все равно как какой-нибудь — которые бьются… боксер. А потом по затылку мне прикладом как ударил — я упал.