Уже потом, когда всех порасстреляли, встал старый Василь Ломака и говорит:
— Хлопцы, кто остался живой, вставайте. Немцы уехали.
А батька мой был тяжело раненный в живот и, как услышал этот разговор, спрашивает:
— Алешка, а ты не раненный? Пошевелись…
Ой, я забыл, я это сразу с батькой говорил, как толь они перестреляли, еще не ходили добивать. Батька говорит мне:
— Ты, сынок, жив? _ Жив, — говорю.
— И не раненный?
— Не-е, не чувствую.
— Не печет нигде?
— Не.
Дак он говорит:
— Не шевелись, а то ходят, добивают.
Минут, может, через пять подходит немец к моей голове, подцепил ногой мою голову, а я этак во… (Показывает.) И он пошел дальше.
А потом уже этот Ломака Василь встал и говорит:
— Хлопцы, кто живой остался, вставайте. Немцы уехали!
Встал я, и пошли мы по трупам искать людей, которые живые.
Еще я застал свою сестру, ей было тогда семь лет. У нее была нога перебита ниже колена. Я ее метров, може, сто, може, семьдесят отнес. Ну, тогда ж я был пацан, если б это как теперь был, самостоятельный… Она стала просить, что болит, что положи меня, и я положил, я пошел с теми стариками в лес.
Ну, в лесу мы тоже ходили двое суток. Есть у нас нечего было, мы там обнаружили партизанский лагерь. Пришли мы в тот лагерь, было там немного пшеницы и мяса малость. Взяли мы кастрюлю. Голые ж мы были, никто ж не знал, что придется еще долго жить. А уже зима была. Нашли мы какого-то матерьяла на портянки, оделись малость, взяли эту пшеницу и мясо, наварили там, поели…
А на другую ночь решили: пойдем в свою деревню.
Пришли мы туда, где я положил сестру, — сестры уже не было. Куда она делась: или ее забрали да вместе с людьми засыпали, добили, или она сама кончилась, кто его знает. В лесу она лежала, прямо в лесу, я ее метров сто, може, и меньше отнес за пригорок, она стала просить — и там я ее положил…
Ну, а потом мы взяли в деревне хлеба, у кого где нашли в кладовке, что-нибудь так еще, мясо какое-нибудь…
Подходили мы потом и к могилам, но они были уже все засыпанные. Они пригнали из Малой Воли людей и засыпали.
Взяли мы продуктов из деревни, где у кого что нашли, — голодный уже не глядишь, свое не свое, лишь бы где, — и пошли в лес.
И думаю я: пойду куда к людям, искать людей.
Шел я, а там стоял сеновал, сарай такой на болоте. Которые побогаче люди, то ставили там сараи и клали сено. Захожу я в тот сеновал — лежит Борис раненый. Я говорю ему:
— Борис, что делать, как тебя спасать?
Ему уже годов двадцать было. Он мне говорит:
— Сходи в Крупицы, к моей сестре, скажи им, нехай за мной приедут.
Ну, я и пошел помаленьку, осматриваясь, чтоб где не нарваться, и дошел аж до Крупиц, наказал, и они его забрали.