— Понятно… — Федор помрачнел. — Неясно только, кого у вас представляет гипнотизер…
— Да целая свора! Пожалуйста, вся «великая русская литература»… Да вон сам Достоевский — крупнейший гипнотизер! Дипломированный! Все его униженные-оскорбленные; нежные бледные проститутки; убийца, который целует родную почву и кланяется на четыре стороны — это же а-хи-не-я, гипноз!.. или самогипноз скорее, чувство вины…
— И все же — хотя я в бреду, по-вашему, с идиотским лицом...
— Почему с идиотским?! С прекрасным лицом, с живыми глазами, прозрачными… Вы на родине где найдете такие глаза? Вы мне с первого взгляда понравились — вы и Леля — вы мне симпатичны, и ваши чувства, я повторяю, мне симпатичны, я даже завидую — но объект,объектваших чувств — не могу, не хочу уважать!..
— Ребяточки… — попыталась втесаться Анна.
— Нет, не верю! — страдая, воскликнул Федя. — Вы рисуете русский народ как пьяное сборище, гогот и проститутки… Вы видите унижение — и еще унижаете: это неправильно!..
— Что такое «неправильно»? — утомленно сказал Белявский.
— Мы, сытые и богатые, — будем жаждать и алкать, а они, плачущие и нищие, — возрадуются и воссмеются…
— Ой, вот не дай бог они воссмеются! Они та-ак воссмеются, мало вам не покажется!..
— Ребятки, брэк! — Анна встала.
— Вам с вашей швейцарской бородкой народовольческой…
— Брэк, я сказала! Дима!! Ты что завелся с пол-оборота? Что с тобой? Ты вообще как себя ведешь?
Федя… Федя, скажите мне… вот что: я ночью слышала самолеты —
— Аня, мы не договорили!.. — с неудовольствием сказал Дмитрий Всеволодович.
— Отлично вы договорили. И даже лишку. Как же так, Федя, не знаете? Кто у вас тут летает, если аэропорты закрыты?
— Э-э… — Федя не сразу собрался с мыслями. — Вероятно, мираж…
— Не мираж! Я слышала самолеты!
— Нет, нет,Mirages,военные… истребители. Здесь поблизости авиабаза, в Майрингене…
— Какие еще «Миражи»? — Дмитрий Всеволодович был раздосадован тем, что его перебили. — «Миражи» устарели сто лет…
— А разве можно летать, если вулканический пепел? — Анна по-прежнему адресовалась к Феде.
— У вояк свои нормы… — ворчливо сказал Белявский. — Своя техника безопасности…
— Уф, теперь все понятно. Дима, можно, мы улетим отсюда на истребителе?
— Улететь улетим. Но, боюсь, над границей нас встретят… И багаж в бомболюке побьется…
— Скажите, Федя: есть у вас что-то более… позитивное? Я устала от ужасов. Я хочу сказку на ночь. Есть у вас для меня сказка на ночь? Или про любовь? Или что-то смешное?
— Да, сказки есть, в своем роде... И про любовь…
— Ну а что же мы ужасы слушаем? Я хочу про любовь!