Пожав Ососкову руку, Смолин сказал весело и совершенно искренне:
— Поезжайте, Андрей Егорыч, к своей жене и больше не беспокойте ее внезапными отъездами!
Послав Анчугова к дому часовщика сфотографировать следы автомашины, о которых звонили из автоинспекции, капитан уехал в поселок.
Еще около двух дней ушло на проверку второй догадки.
Часовые мастера Беловол и Трубников тоже оказались невиновны. Привезенные к Смолину участковым милиционером, они сообщили, что между девятью и двенадцатью часами ночи второго июня были в гостях у знакомых на другом краю поселка.
Смолин поочередно вызвал на допрос всех людей, бывших в ту ночь на вечеринке. Он подробно спрашивал у каждого из них, кто во что был одет, кто за кем пришел и ушел из дома, что говорили. Все свидетели отвечали похоже.
Сомнений не было. Все это бесспорно доказывало алиби часовщиков.
Оставался Третьяк.
Его задержали на городской толкучке. Сидор — длинный и нескладный человек — похаживал по базару, посвистывал, отчего на его шее постоянно двигался кадык. Третьяк, должно полагать, чувствовал себя здесь, как зяблик в конопле. Он переталкивался с людьми и сыпал прибаутками.
Увидев перед собой капитана милиции, Сидор взял под козырек, сказал что-то такое относительно своей любви к работникам порядка и очень удивился, узнав, что работники эти пришли сюда именно за ним.
— Вот те и раз! — бормотал Третьяк, семеня впереди Бахметьева. — Век живи, век тужи, помрешь — повеселеешь!
Потом Сидор сделал вид, что ему грустно и стал уверять Бахметьева, что житейское море преисполнено подводных каменьев и что ему, Сидору Третьяку, везде плохо и негде жить.
Развалившись в машине и покуривая дешевую папироску, Сидор насмешливо бормотал:
— Господи Иисусе, — вперед не суйся, назади не оставайся, а в середке не болтайся. Разве ж угодишь начальству?
У Смолина он браво вскинул ладонь к кепочке и отрапортовал:
— Сидор Михеев Третьяк, образца одна тыща девятьсот четырнадцатого года. Несудимый.
— Зря.
— Что зря? — забеспокоился Третьяк. — Несудимый?
— Зря шумите. Мозоли на языке натрете.
— А-а, — успокоился Сидор. — Помолчать могу.
Смолин присматривался к этому пожилому шатуну и видел, что за маской веселого и спокойного человека проглядывает на его небритом лице страх.
Остановившись против Третьяка, капитан спросил:
— Профессия у вас есть? Специальность какая-нибудь?
— А как же? Часы делаю.
— А кровь откуда?
— Какая кровь?! — испуганно отступил Третьяк. — Сурик или эмаль — может, а кровь, — откуда же кровь?
Искоса осмотрев рукава и лацканы истертого пиджака, на которых запеклись бурые пятна, Сидор неожиданно улыбнулся, показывая стальные зубы: