Изреченьями умными щеголяют,
Старца, юношу и ребенка,
Всех стригут под одну гребенку.
Словом, католик пошел не тот,
Тем же, как все, он теперь живет.
Посему не хочу никаких религий,
К черту все путы и все вериги,
Не хожу ни ко всенощной, ни к заутрене,
Как внешне свободен стал, так и внутренне,
Верю в чувство, что нами владеет
И о поэзии в нас радеет,
Что в сердце у нас пробуждает волнение,
И в неустанном рвении,
В постоянном движении,
Преображаясь и обновляясь,
Тайной открытой миру являясь,
В бессмертный стих превращается
И к сердцам чужим обращается.
Только этому чувству верю,
Им одним все на свете мерю,
Лишь этой религии откровения
Не утратили смысла еще и значения,
В чертах ее, знаю, правда сокрыта,
Глубинная правда, что всеми почти забыта.
Навсегда для себя все ложное
Отвергая как невозможное,
За речью красочной, фигуральной,
Она помнит о сущности изначальной,
Так что к шифрам ее можно ключ всегда
Подыскать, приложив немного труда.
Повторяю, вовек не сумеем мы осознать
Того, что не можем мы осязать,
Лишь та религия истинна и права,
Коей камни дышат, цветы, трава,
Та, что в металле живет и в полете птицы,
Жажду свободы, света во всем пробудить стремится.
И глубины морские о ней, и небесные своды
Повествуют тайнописью природы.
Согласен в распятии видеть грешной душе опору.
Коль покажет мне кто-нибудь холмик какой иль гору,
Где бы стоял в назидание нам
Природой самой воздвигнутый божий храм,
Где бы башни она до небес возвела,
На магнитах подвесив колокола,
Где распятия из кристаллов
На алтарях средь просторных залов,
Где бы в ризах с каймой-бахромой золотою,
С дароносицею святою,
Воплощеньем ученья, тверды и едины,
Застыли бы каменные капуцины.
Но так как я не сыскал до сих пор
Подобного храма ни на одной из гор,
Никому не позволю водить меня за нос,
Был безбожником, и останусь.
И покуда сам ангел не спустится с тучи
И веру ту самую мне самолично не вручит,
Чего не случится, по всей вероятности,
Буду служить госпоже Приятности.
Суда их Страшенного ожидаю не первый год,
Но до него, полагаю, вряд ли кто доживет.
Убежден, что мир сей существовал всегда,
А что он во прах превратится — по-моему, ерунда.
Одно лишь в толк никак не возьму:
Коли сгорать суждено ему,
Как обойдутся в аду без дров, без огня,
На чем поджаривать будут там нечестивца, меня.
Как видите, стал я куда как смелым,
Здоровею душой и телом,
И вместо набожного кривляния
И постижения мироздания
Глаз любимых синь-глубину
Постигаю, идя ко дну…
Не трепещу от страха во тьме предутренней,
Ведом сей мир мне: и внешний, и внутренний.
Не угрожает ни мне, ни тебе, поверь,
Этот ленивый и кроткий зверь.