Законам природы покорен, податлив, тих.
Ластясь, лежит он у ног моих.
Гигантского духа живет в нем пламень,
Заключенный как бы в огромный камень.
Тот панцирь постылый он сбросить стремится,
Не в силах вырваться из темницы,
Сдаваться не хочет, поигрывает крылом,
Сопротивляется всем нутром,
В живой природе и неживой
Ищет сознанья заряд огневой;
Чрез это боренье, чрез этот труд
Из недр источники к небу бьют,
Руда на поверхности громоздится,
К сроку листве суждено распуститься —
Прорваться повсюду на спет пытается,
Где только лазейку найти случается.
Ни труда не жалея при этом, ни сил,
Вон, смотрите, он в небо взмыл,
Разрастается, пламенем выси лижет,
Вот, затихнув, становится меньше, ниже,
И ползет, и летает, использует все пути,
Образ истинный силится обрести.
Так борясь ежедневно, упорно
Со стихиею непокорной,
Побеждать он учится на пространстве малом,
И пусть суждено стать его началом
Существу не великому, тем не менее
Красивы у карлика все движения, —
Человеком назвав его и полюбя,
В нем дух великий обрел себя.
Ото сна воспрянув, оставив пещерный мрак,
Сам себя не может узнать никак,
Сам себе, кажется, удивляется,
Сам с собою здоровается, сам к себе примеряется.
И вот уж опять ему не сидится.
В природе бескрайней вновь тянет его раствориться.
Но тепереча, рад не рад,
Путь заказан ему назад,
Мечтал он, как видно, о платье пошире
В этом своем преогромном мире.
Опасается даже, что в нем вот-вот
Чрез край стихия перехлестнет,
И он, как Сатурн, вдруг разинет рот
И детей во гневе своих сожрет.
Забывший, кто он, откуда родом,
Мучимый призраков диким сбродом,
Особую все же имеет он стать
И мог бы так о себе сказать:
Я — бог, природу лелеющий в сердце своем,
Дух, живущий везде, во всем,
В раннем брожении сил изначальных темных,
В проявлениях жизни жадных и неуемных,
Дух, силой материю переполняющий,
По ветвям и стволам соки, как кровь, гоняющий,
Словно заново мир творящий,
К лепоте его вещей, вящей,
Природу призванный возродить,
Все, что возможно, омолодить,
Жизнь во всем поселить, жар горения,
Вихрь стремления и сомнения.
Оттого-то и мерзок тебе, и гадок
Всяк, что до званьев и титулов падок,
Ходит повсюду надутый, как падишах,
С речами скверными на устах,
Считает, самою природой он
Избран как бы и вознесен,
Мол, особая раса, особое племя,
В ней одной, мол, зреет духовности семя,
Всем остальным же вовеки уже не спастись,
В вечной вражде к матери поклялись,
Ко всему, что в мире родит она,
Речь их образами красна,
Одевают религию нудной своей моралью,
Хранят, как женщину под вуалью,
Видят образ призрачный, бестелесный,
Напускают при этом туман словесный,