«Максимов?! А ты почему молчишь?»
Сжавшись в комок и сцепив в замок руки, Максимов оглядывается со своей первой парты назад.
«Ты будешь сегодня отвечать?» — «Я… не могу», — наконец шепчет Максим. Класс хохочет. «Странные вы сегодня», — недоумевает учительница.
«Максимов, а правда, что ты вафлю глотать любишь? — У раздевалки дежурят двое старшеклассников. — Так ты вафлёр, значит? Может, ты и пидар?» Один из них громко отхаркивает и «вешает» харчок на ручку двери, сваренной из металлического прута.
Максимов и без того боялся идти домой, пока не разойдутся остальные. А теперь и его одноклассники, и все учителя, наверное, уже ушли.
— За своей сифозной курткой? Иди, что ждёшь.
Максимов осторожно, чтобы не запачкать руки, открывает дверь раздевалки — и тут же летит к стене от резкого тычка или пинка в спину.
— Что вернулся так рано?
— Меня не пустили в музыкальную. Из-за резиновых сапог.
Максим стоит в калитке. Осень, частный сектор, мелкий дождь. Мать с бидоном воды из колонки.
Мы познакомились в Германии. Приятели попросили выгулять и развлечь одаренного соотечественника, который прилетел подменить заболевшего тенора. Максимов действительно сидел в отеле и хандрил, — как он объяснил, без итальянского солнца и Ла Фениче. Погоды стояли хмурые, обычные для немецкого севера зимой, но миссия спасения удалась, Максимов стал почти каждый свободный вечер присоединяться к моим друзьям.
Вначале Макс был самим воплощением скромности и хороших манер. Даже студент психологии Вадик № 1, с которым я тогда время от времени встречался и спал, записал Макса в интроверты и интеллигенты. Лишь один эпизод озадачил нас. Я отлучился от своих гостей созвониться с родителями — мы часто разговариваем, а в последнее время устраиваем видеоконференции. Поэтому разговор вскоре зашёл о мамах и папах. Например, студент № 1 долго не решался рассказывать родителям, добрым и простым русским переселенцам, о своей личной жизни. Когда к Вадику переехал его шатц (все русские в Германии называют своих спутников или спутниц schatz, золотце, сокровище), они делали вид, что просто снимают вдвоём жильё. Но потом выяснилось, что мама и папа всё давно понимали, просто не считали нужным вмешиваться. Сейчас они живут через пару улиц, в том же Санкт-Георге, гей-районе Гамбурга, подкармливают ребёнка русским борщом.
— А где сейчас твои? — невинно поинтересовался я у Максима.
— В той же дыре, где и были, думаю, — раздраженно ответил он, потягивая мартини.
— Вы давно не виделись?
— Уже лет пять. И что-то не очень тянет.
— Ну списываетесь же наверняка. Неужели ты не отправил открытки из Венеции или Токио (где ещё выступал перед этим?..).