Пожилой господин, совершающий, видимо, свой ежевечерний моцион у воды, как вкопанный остановился возле скамейки с максимовским «Клико», убедился, что зрение не обманывает, бросил на нас испуганный взгляд и ускорил шаг.
«Бедняяжка, верно, давно не пробовал ничего, кроме дешевой шипучки», — прокомментировал Максимов. «Хороший ты человек, Макс…» Я вздохнул и предложил заесть шампанское мороженым где-нибудь со стороны ратуши.
Неделя в Москве была необходимостью производственной, я переводил и показывал многообещающие презентации партнерам своего немецкого работодателя. Мы с Максимовым встретились в «Жан-Жаке» («Кухня должна быть если не итальянской, то хотя бы французской»), и на меня сразу обрушился поток новостей.
— Как хорошо, что ты приехал! Пока я парил в грёзах любви, Корчагин и Романов интриговали против меня у Каракуртова! Только сейчас все налаживается… Мой старичок, мммм чмок, мой каракуртик, чмок, мой дягилев…
— Никак не могу запомнить, кто у вас с кем спит. — Я запросил милости. — Скажи лучше, что ты делаешь девятого? Я пару лет не был в России в мае, хочу посмотреть салют откуда-нибудь с Воробьевых гор или совсем по-туристски пойти на Манежную…
— Извини меня, но этот вечер я собираюсь провести в панорамном баре на тридцать четвертом этаже «Свиссотеля». И плевать оттуда на быдло. Присоединяйся, если хочешь.
Я не присоединился и вообще избежал дальнейших встреч. Улетел, не попрощавшись, полагая, что мы с Максом в целом разобрались в небольшой несовместимости программных установок и нам не обязательно поддерживать тесные отношения. Хотя дружеские дипломатические — почему бы и нет. Мы же оба деятели культуры, нам пристало уважать друг друга.
Максимов неожиданно-романтически появился в Гамбурге ещё раз: «Не до конца я разуверился в тебе, Андрюююша. Вот, потерял время и деньги, но прилетел. Ты хоть знаешь, сколько красивых мальчиков вешаются на меня в Москве — и не только там? А остальных можно купить, за какую-то сраную сотню в час — все, просто все фантазии выполняют, ой, они такие затейники…»
Я ответил, что очень рад исполнению его эротических фантазий. На этом мы вроде бы и расстались.
В глубине посудного шкафа оказался бокал для мартини. Напиток не относится к моим любимым, я сперва удивился находке (вот склероз). Но после некоторого перерыва мне позвонил Максимов, и всё вспомнилось. В первую очередь: коктейли, оливы, соломка. («Не понимаешь оперы? Я тоже. Но начнем с двойного мартини…») После обмена незначительными и необязательными репликами голос Макса дрогнул.