«Животное царство» — с этим определением, которое дает Маркс Германии, вполне совпадает замысел «Кота Мурра». В романе официальное немецкое общество изображено как царство животных. Вокруг «просвещенного» филистера Мурра группируются коты и кошки, «мыслящие» бюргеры, стоящие в оппозиции к правящему сословию — дворянству, представленному благородными породами собак, а шпицы — «маленькие виляющие, тявкающие создания» — это охраняющее закон и порядок чиновничество. Особо выделен и размерами и размахом своей деятельности дворовый пес Ахиллес, возглавляющий гонение против кошачьих буршеншафтов. Старательно оттеняя социальный момент во взаимоотношениях этих трех групп, Гофман в то же время показывает, что при всех сословных различиях их объединяет то, что все они животные, для которых низменные интересы их собственной личности дороже всего на свете. Свое плебейское презрение к «химерическому» сословию дворянства Гофман не мог выразить в более оскорбительной форме, чем он это сделал, сведя в неразлучную пару светского паразита, болтуна, пустоголового фанфарона барона Алкивиада фон Випп и его собаку, пуделя Понто. Собака, которая, толкуя о «высокой культуре» своего господина, то и дело повторяет «мы с бароном», и господин, который занимается тем, что часами плюет в камень, лежащий под его окном, стараясь попасть в самую середину, — это ли не уничтожающий плевок в лицо тем, кто считал себя солью земли! С явным удовольствием Гейне сказал о Гофмане, что «это был чародей, превращавший людей в диких зверей, а последних даже в советников прусского королевского двора»[7].
Филистер Мурр больше склонен к высокопарным размышлениям, чем к живой практической деятельности. Однако, со всей своей любовью к теоретическим отвлеченностям, он ничем не отличается от той бюргерской массы, о которой Маркс говорил: «Немцы — столь рассудительные реалисты, что все их желания и самые возвышенные мысли не выходят за пределы их убогой жизни»[8]. Действительно, философские воззрения Мурра складывались на чердаке, который был его родиной и школой. Поэтому, как бы высоко ни взлетала его крылатая мысль, в конечном счете она все-таки возвращалась на чердак — к прозаическим проблемам сытной пищи, мягкого ложа и приятных развлечений. Он сочиняет философско-сентиментально-дидактический роман, трагедию, политическую статью «О мышеловках и их влиянии на мировоззрение и дееспособность кошачества», пробует силы в жанре героического эпоса, но терпит поражение, так как кошачье-чердачная тема вступает в противоречие с этой высокой формой. Мурр поет гимн животной сытости и довольству. Самые прозаические и презренные, с точки зрения романтика, потребности плоти становятся краеугольным камнем, на котором строится философия, эстетика и мораль тупого и самодовольного обывателя. В душе Мурра мечты и действительность сливаются в полное единство. Добровольная капитуляция «свободного духа» перед «тираном, именуемым телом», превращает Мурра в «гармонического пошляка», единственный пафос которого — пафос жратвы. «О аппетит, имя тебе — кот!» — восклицает Мурр.