В сиреневом полумраке её встретили два настороженных глаза… «Вот крадётся белогвардейский шпион…», раздался устрашающий шёпот, и настороженные глаза до предела расширились, «…за израненным красным бойцом!..». «Чего это я – белогвардейский шпион?!», серьёзно обиделась Наташа тоже почему-то шёпотом в ответ, «Я не буду с тобой, Стёпка, играть! Сам книжку читай!». «Наташенька…», глаза из настороженных превратились в растерянные, «Я не умею ещё!.. Я хотел тебя в плен взять просто!.. Ну, можно? Пожалуйста…». «Я не белогвардейский шпион тебе!», всё равно не согласилась Наташа. «А какой?». «Никакой! Я, может быть, простая немецкая девочка!». «Ага!», Степан Громов с готовностью сменил стратегическую ориентацию, «Немецкий шпион! Пошли в разведку?». «Сам ты шпион!.. Ну, ладно, пошли… А куда?». «Тс-с!», прошептал Степан громовым шёпотом и лёг на живот, изображая строевого пластуна.
Полз он долго – минуты три. Крашеный деревянный пол под ним поскрипывал в благодарность за эту приличествующую хорошему паркету натирку. Дополз Стёпка до красных тапочек на босу ногу бабы Ани и укусил бабушку за щиколотку.
– Ой, Стёпанька, щекотно! – Анна Свиридовна переступила полными розовыми ногами, складывая простыни на столе.
– Ты чего там орёшь? Тоже ранили? Потерпи, бабань, я сейчас… – Степан обернулся к Наташе и зашептал: «Это моя красноармейская боевая лошадка!.. Видишь – ранили?..».
И принялся усердно лизать место «ранения» и гладить ладошкой по пухлой икре. «Ты тоже лошадушку погладь! А то не пройдёт…», прошептал он Наташе. И Наташа принялась вместе с ним гладить «лошадушку» по другой мягкой ноге. Но у неё получалось гораздо нежней, чем, наверное, требовалось для исцеления в поле боя.
– Стёпушка, брысь, перестань! – Анна Свиридовна мотнула коленками. – Олечка, скажи ему!
– Стёпка, кыш! – Олечка шагнула от гладильного барабана, и Степан с готовностью молниеносно испарился от бабушкиных тапочек.
Но через минуту Олечка пошла выгружать очередную партию белья из стиральной машины, и затаившийся в «партизанском укрытии» Стёпка вновь оказался между бабушкиных ног. «Лошадушка моя, лошадушка… Не плачь, я совсем тебя вылечу!..», он бережно гладил бабушку по обеим ногам, и Наташа, замерев, увидела, что Стёпкины поглаживания поднимаются уже выше пухлых коленок бабы Ани, а сам Стёпка уже присел под край белого халата и с интересом смотрит куда-то вверх. Устав тянуться руками, он выпрямился и всем своим ростом как раз поместился под подолом.
– Стёпонька! – ноги баб Ани нервно вздрогнули. – Ты чего?
– О-ох! – раздался Олечкин возмущённый вздох от двери. – Стёпка, наглец!