Она закрыла глаза. Простого ответа не было. Она должна выбирать: будет ли она цепляться за свое происхождение или уступит велению сердца? Эту дилемму невозможно было решить так, как она привыкла решать торговые вопросы, написав на клочке пергамента несколько цифр. Нет, она должна прислушаться к голосу сердца. Судьба оставила решение в ее руках.
Это сводило ее с ума.
Палач нетерпеливо постукивал рукояткой плети по ладони.
Лорд Гийом нахмурился и продолжал раскачиваться с пятки на носок. Толпа в ожидании перешептывалась.
Наконец заговорило сердце Лине.
Она подняла подбородок.
— Я умоляю вас, милорд, пощадить этого мужчину, потому что… потому что он не виновен в преступлении, которое вы ему приписываете. — Голос ее дрогнул. — Это моя вина.
Толпа крестьян дружно ахнула при этом признании. Лине ожидала слов своего дяди, как узник ожидает приговора. Лорд Гийом в растерянности смотрел на нее.
— Что ты говоришь? — наконец негромко спросил он.
— О милорд, простите меня, — она перевела дыхание. — Я не могу допустить, чтобы он был обвинен в том, что произошло. Это только моя вина.
— Получается, ты — не Лине де…
— Он — мой возлюбленный, — выпалила она.
— Нет! — прорычал цыган.
Толпа притихла. Лорд Гийом молча смотрел на нее, и на его лице читалась неприкрытая растерянность.
— Тебе нет необходимости защищать его, Лине, — сурово промолвил он. — Уверяю тебя, он полностью осознавал свое преступление, когда совершал его. Если ты расстроена из-за жажды крови, может быть, тебе лучше вернуться в замок.
— Нет! — выкрикнула она. — Я не оставлю его! — И добавила упавшим голосом: — Я не оставлю его снова. Я… — Она взглянула на цыгана, своего цыгана, привязанного к позорному столбу. — Я люблю его.
Шепот изумления пробежал по толпе, как ветер набегает на пшеничное поле.
— Итак, ты отрицаешь… что ты — леди Лине де Монфор? — рявкнул лорд Гийом. — Вместе с тем ты утверждаешь, что ты… любовница этого монаха?
У нее отнялся язык, когда она увидела холодное презрение на лице лорда Гийома. Но она только кивнула головой в знак согласия.
Лорд Гийом с очевидной неохотой дал знак палачу, чтобы тот отвязал цыгана от позорного столба. Потом он сунул ключ от кандалов узника в ладонь Лине.
— Тогда он твой, — прошептал он, крепко сжимая ее руку. Он порылся в кармане и вынул серебряную монету. — Мои слуги проводят тебя до гавани в Кале, на корабль, отплывающий в Англию. Монеты хватит тебе на проезд… домой. — Его усталые глаза покраснели, а подбородок задрожал, когда он заявил следующее: — Отныне ты считаешься изгнанной из этого поместья и всех земель, принадлежащих де Монфорам.