Лине поджала губы.
— Может быть, я так и сделаю.
— Нет, вы так не сделаете, — произнес он сладким голосом, как подслащенное медом вино.
— Почему нет?
— Потому что между нами есть связь.
Лине замерла. Он высказал вслух ее сокровенные мысли, которые она старалась прогнать. Но она не собиралась признаваться в этом самой себе, не говоря уже о цыгане. Как она могла объяснить, что, несмотря на его происхождение, на полное отсутствие у него средств или надежды их получить, несмотря на его грубые манеры, в глубине души она сознавала, что он столь же достойный мужчина, каким был ее отец? Как она могла примириться с фактом, что полюбила простолюдина? С другой стороны, как она могла себе представить, что разделит таинство занятий любовью с кем-то другим?
Дункан чувствовал притяжение между ними даже сейчас, когда она стояла перед ним, вся дрожа, — красивая, уязвимая, похожая на ангела. Она напомнила ему несчастную потерянную бедняжку под дождем, которую он как-то привел домой. Это была маленькая девочка, и он усадил ее в большом зале у огня, чтобы она согрелась. О том, как согреть Лине, у него были другие соображения.
Тонкая ночная сорочка не оставляла места для воображения — от розовых сосков до изящной линии талии. Мокрая ткань прилипла к ее ногам, и у него участился пульс, когда он вспомнил о потаенной мягкости ее лона, скрытого там.
Лине ощущала его взгляд так, словно он касался ее. Мокрое полотенце на бедрах не могло скрыть свидетельства нарастающего желания в его чреслах. Внезапно она почувствовала себя беззащитной. Одной рукой она прикрыла грудь и уставилась на лохань. Вода в ней по-прежнему колебалась взад и вперед медленно и чувственно.
— Вы хотите меня, — пробормотал он. — Мы оба знаем это.
Она залилась краской от его откровенных слов и прошептала:
— Эти слова недостойны человека благородного происхождения. — Он обвел ее тело обожающим взглядом. Она нервно облизнула нижнюю губу. — И, — запинаясь, произнесла она, — благородный мужчина не стал бы смотреть на женщину… так, как вы.
Его губы раздвинулись в легкой улыбке:
— И как же благородный мужчина смотрел бы на женщину?
Она судорожно сглотнула:
— С уважением. С честью.
— Но, миледи, я и в самом деле уважительно отношусь к вам, — заверил он ее, смиренно склоняя голову, — и я намереваюсь… с честью отнестись к вашим желаниям.
Именно этого она и боялась. Боже, он был неотразим: его влажные волосы, откинутые со лба назад, и гипнотизирующие синие глаза преследовали ее, как волк преследует свою жертву.
Он подошел ближе. Она подавила внезапное и безумное желание убежать. Что с ней происходит? Она вела себя так, словно ее собирались съесть с потрохами. Черт возьми, она находилась в собственном доме, она, которая запугивала красильщиков шерсти и сражалась с морскими пиратами.