«Погодите, погодите! — хотелось сказать Лизину. — Давайте разберемся! Вы кто такой?!»
Но вместо этого он сел на лавку и посмотрел на пулеметчиков, будто ожидая, что бойцы ему сейчас все объяснят. Пулеметчики не менее удивленно посмотрели на пленного, потом друг на друга, на самого Лизина, но ответа не дали.
— Прикажите меня развязать, — продолжал командовать перебежчик. — У меня затекли руки. Если опасаетесь за свою жизнь, то поставьте вооруженную охрану.
Лизин приказал, и перебежчика развязали. Но это не внесло ясности в мысли командира роты. Во-первых, номер армии — это военная тайна. Допустим, фашисты могли взять в плен кого-нибудь из наших и от него узнать номер армии. Но фамилии и воинские звания армейского командования тоже были военной тайной. От кого попало фашисты узнать их не могли. А этот гусь мало того, что командует тут как у себя дома, так еще и перечисляет армейское руководство, будто каждый вечер чаи с ним гоняет.
— А ты кто такой? — Лизин наконец задал вопрос, так мучивший его.
— Я не знаю вашего звания, — пленный посмотрел на лейтенанта. — Но делайте то, что вам приказано. За неисполнение — расстрел.
Минуты три в голове лейтенанта нерешительно колыхались Роковые Весы Судьбы. Спокойнее всего было бы сейчас этого пленного расстрелять. Шлеп его — и дело шито-крыто. Но если окажется, что он приказал расстрелять важную птицу, которую расстреливать не следовало, то следом шлепнут и его, лейтенанта Лизина. Об этом пленном кроме него уже знают целых три человека, и если кто-нибудь из них проболтается, а проболтаются они немедленно, как только выйдут из блиндажа, то…
С другой стороны, если он сообщит по команде, что у него на КП находится такой важный человек, то это, несомненно, будет оценено командованием. Даже если окажется, что он зря оторвал от важных дел занятых людей или даже вовсе разбудил их посреди ночи ради пустяка, то всегда можно сослаться на очередной приказ об укреплении бдительности и оказании содействия. В этом случае его всего лишь слегка пожурят, а выслушивать начальственные матюги лейтенанту Лизину было не привыкать. Так же, как и его солдатам, никто не мешал слушать собственные лизинские обороты «по матери».
Поколебавшись, лейтенант решил перепрыгнуть через голову. Покрутив ручку телефонного аппарата, он назвал не батальонный, а полковой позывной.
— «Валун», дайте «Лишайник». «Лишайник», я — «Сосна-два». У меня пленный на КП. Так точно, часы на руке есть… Смотрю, — Лизин действительно поднес к глазам левую руку и посмотрел на часы. — Так точно, и на моих два тридцать две, — подтвердил лейтенант, обрадованный таким совпадением. — Куда мне идти? Куда?.. А не пошли бы вы сами туда, товарищ капитан?! Вы на меня не орите! Я бы не стал беспокоить, и про субординацию мне известно, но этот пленный такое говорит, что… Похож на власовца… Я думаю, что не ниже полковника. Есть подождать пять минут.