Здесь же и сейчас – иная специфика. Лечь на топчаны, затаиться, умереть для Слоя, но оживленно рыть яму для того же Слоя. Для Солоненко Евгения Павловича, гендиректора «Ауры плюс».
Как? Думать, Ломакин, думать. И надумал. Осенило после гнусавого звонка рыночных армян, говорите? Где у меня Гурген? Осенило на первобытном уровне. Типа: слышь, друг-армянин, мне какие-то неуточненные грозят армянами!
Гурген! Ты сейчас как?
Как-как! Какэт кэра!
Аналогично! Да уж, он, Ломакин, тоже какэт кэрум, то бишь дерьмо кушает.
Приходи. Вместе похлебаем. За компанию вкусней. Ты далеко?
Двадцать минут. А что?
– Выйду пока, возьму.
Не стоит. РАЗГОВОР есть.
A-а… Тогда три возьму!
Судя по теперешней опухшей ломакинской физиономии, Гурген взял не три, а все пять, а то и шесть… семь-восемь…
Что мрачный, Алескерыч?! Неприятности в личной жизни, да?!
– Да. У меня канализацию прорвало…
Понятно! К бабке не ходи – отечественная классическая трагикомедия: НЕГДЕ.
Ломакин и пришел не к бабке, Ломакин и пришел к Гургену. Тому понятно – и нечего про канализацию заливать!
Канализацию действительно, прорвало, если можно так выразиться. Дерьмо хлынуло бурным потоком. Сиди в дерьме, Ломакин, и не чирикай. Ах, рискнул чирикнуть? И даже клюнул? Теперь смиренно жди- дожидайся, когда откусят высунувшуюся головенку.
Ждать и догонять хуже нет. Лучше тогда не ждать, прихлебывая замечательный продукт жизнедеятельности, а… догонять. Для чего и нужен прежде всего Гурген Мерджанян. Не столько сам Гурген, сколько его комната. Он, Ломакин, и пришел к Гогену. Чтобы догнать и перегнать господина Солоненко Евгения Павловича. Осилишь, Ломакин? Догонишь? Перегонишь? Что ж, как говорят на родине предков: Баджарана джан гурбан! Если осилишь. Учитывая: до сегодняшнего дня ты, Ломакин, был, как говорят все на той же родине предков, натуральный стопроцентный ограш. В глазах Слоя-Солоненко, в глазах коньсильоре Тима, в глазах… специалистов различного профиля. Только в собственных глазах, в зеркале герой-каскадер, которому по силам постановка лучшей фильмы, двухсерийного «Часа червей».
Мудак, Ломакин! Нет. Ограш, Ломакин! Экспрессивная насыщенность ограша несравнима с русскоязычным мудаком. Хотя…
Есть мудак. Есть полный мудак. И, наконец, есть ну, по-о-олный муд-дак!. Последнее и соответствует ограшу.
Не будь, Ломакин, ограшем, не будь! И баджарана джан гурбан. К слову, перевод, казалось бы, несложен: можешь – делай!. Несложен и неточен. По экспрессии – сопоставим с парой мудак – ограш. Значит, м-м-мо-о-жеш-ш-шь?!! Делай, делай!!!
Баджарана джан гурбан… ограш.