НЕВЕСТА. Я — Лена. Ясно? Лена!
РАНЯЕВА. Смотри, Зойка — или Ленка теперь, черт с тобой! — смотри, тебе жить! Оно, может, и правильно. Я своим именем всегда недовольна была. Хотела быть Викторией. Я когда в пригороде жила, дачное такое место, там у нас дом снимали обеспеченные люди, у них дочка была Виктория. Все конфеты шоколадные жрала. «Буревестник», «Ласточка», «Василек». Жрала, а фантики выкидывала. А фантики двойные, бумага такая, ну, как папиросная, только другая, а под ней фольга, снизу белая, а сверху желтая, синяя, зеленая, в каждой конфетине разная… Она конфеты жрала, а я фантики подбирала. И вот, верите, нет? — стою за прилавком, год, что ли, назад, смотрю — она, Виктория! Постарела, постервела, и видно, что без папы-мамы совсем в упадок пришла. Я ее сразу узнала, но вида не подаю. Спрашиваю вежливо: вам чего изволите, мадам? Нам конфеток шоколадненьких двести грамм! Ты понял, нет? Привычка-то конфетки кушать осталась, а денежек-то шиш, вот она и — двести грамм! Ну, я ей наваливаю не меньше килограмма, даже на весы не ложила — на! Жри на здоровье, пока кишки не склеятся! Она говорит: не могу понять своего недоумения, с какой стати такой презент? Ну, тут я напомнила ей про фантики и про наше босоногое детство. Она расплакалась, дура… Я тоже…
АЗАЛКАНОВ. Что-то не свадебное настроение у нас. Мистер Даунз, мы здоровались или нет?
ДАУНЗ. Здравствуйте.
АЗАЛКАНОВ. Здравствуй, Джон! Кушать хочешь? Потерпи, все будет. Будет много сюрпризов! (Достает телефон.) Алло? Васенька? Это я. Как договорились. Через полчаса ты здесь. Десять минут даю тебе, и чтобы все тут блестело и переливалось. Десять минут, я сказал! (Присутствующим.) А пока… А пока посмотрите все на этого человека, на дядю Ваню Воткина! Многие мечтали оказаться на моей свадьбе, многим я отказал. А дядю Ваню — позвал. С какой стати? Ну, сосед, ну и что? А то, что этот скромный человек, правда, ненавидящий кошек, собак и людей за то, что они топчут цветы, но ведь не убивал же он людей за это… Кошек и собак травил, да, а не пускайте их хозяева на клумбы, не пускайте! И вот этот тихий человек спас меня от смерти. Давным-давно я был мальчик и я захотел умереть. Мамы не стало… Отец… Ну, и любовь несчастная… В общем, я решил. Я шел на этот чердак, чтобы прыгнуть и разбиться, как разбился один пацан за год до этого. И тут дядя Ваня, губитель собак и кошек, спросил меня: эй, паренек, чего плачешь? Чего плачешь, говорит, бубны-козыри? Равнодушно спросил, конечно, но ведь заметил же! И я подумал: даже если в этом придурке — ведь я придурком тебя считал, дядя Ваня, — если даже в этом тихом придурке вдруг нашлось доброе чувство и доброе слово, значит не все еще потеряно! Эти слова твои, дядя Ваня, спасли меня — и спасают всю жизнь. Я — живу.