ЕЛЕНА. Хорошо живешь?
АЗАЛКАНОВ. А почему ирония? Скажи-ка, Джон, вот, например, у вас в Америке возникает такая ситуация: человек был алкоголик и потерян он был для общества, для собственной жены, общество его гонит, жена его гонит, он живет на чердаке, как последний нищий. И вдруг он решил: хватит! Свободная жизнь вредна для здоровья. Он одумался. Если люди с одной извилиной в голове богатеют не по дням, а по часам, то он-то с его умом!.. И через два года он стал богат — ну, или почти богат. Хорошо это? Женя, переведи ему.
МИНУСИНСКИЙ. Он понял.
ДАУНЗ. Ес, ай андестен. Грейт! Ха-ра-шо!
АЗАЛКАНОВ. А вот и нет! По нашим меркам это не хорошо! Жена удивляется, общество в недоумении: чего это он? Брось, мол, не придуривайся, все равно ничего у тебя не выйдет, опять запьешь, опять на чердаке поселишься! На костюм твой с подозрением смотрят, на приличный вид, а вот когда ты пьян, оборван, когда у тебя самого чердак поехал, тогда все в порядке!
ДАУНЗ. Тщердак — поехал?
МИНУСИНСКИЙ (стучит себя по голове). Тщердак. Га-ла-фа! Текникал термин.
ДАУНЗ. Фак ю?
МИНУСИНСКИЙ. Ес! Гад дэмет! Щщщит!
ДАУНЗ. Оу-ноу?!
АЗАЛКАНОВ. Итак, выпьем… Черт, выпить пока нечего!..
РАНЯЕВА. Есть, есть! Я как знала…
Быстренько достает из сумки выпивку и еду, расставляет на стульях, раскладывает, разливает с помощью Воткина.
АЗАЛКАНОВ. Поприветствуем и выпьем за дядю Ваню Воткина, моего спасителя и…
ВОТКИН. Спасибо, конечно… А гонять я вас, конечно, гонял. И насчет кошек и собак, бубны-козыри… Но как? Я переселился в этот дом тридцать лет, разведясь с негодяйкой-женой, которая мне изменила, и я с тех пор на женщин не могу смотреть без внутреннего отвращения. И вот посадил я, помню, настурции. Вытоптали! Ладно. Дай, думаю, астры разведу. Развел астры. Это уже лет двадцать пять назад было. На другой год у меня были тюльпаны. А на следующий год у меня на одной клумбе были георгины, на другой калы, на третьей… Что же у меня было на третьей клумбе?… Вот напасть, бубны-козыри!..
АЗАЛКАНОВ. Лена! Витя! Женя! Почувствуйте момент! Мы ведь прощаемся с этим чердаком! Послушайте его тишину! Она такая же, как десять, как двадцать лет назад!.. И запахи те же, и…
РОЗОВ. Какой театр был…
ЕЛЕНА. Слава по всему городу.
МИНУСИНСКИЙ. Сдуру грезилось: в Москву поедем, столицу завоевывать! Как же, новая театральная эстетика, импровизационный театр!
АЗАЛКАНОВ. А давайте покажем? Лена, Женя, Витя! Время есть, давайте покажем! Они же в жизни такого не видели!
ДАУНЗ. Болшой театр. Грейт!
МИНУСИНСКИЙ. Вот именно. Ты восторгайся, это полезно.