— Послушай, Дженнифер, разве это не счастливое совпадение, что ты закончишь учебу примерно в то же время, что и я. Скоро у нас будут на руках дипломы. Мы станем самостоятельными людьми с университетским образованием. Если захотим, мы с тобой сможем сделать многое. Я, например, собираюсь просто горы свернуть.
— Я знаю, — тихо произнесла Дженнифер и после короткой паузы добавила: — Ты ведь даже не попробовал шампанского. А джакузи… Ты надолго снял этот номер?
— Только на одну ночь, — немного растерянно ответил Мэттью.
— На целую ночь? Ты хочешь сказать, что у нас в запасе еще целых двенадцать часов?
— Да, целых двенадцать часов, — согласился он задумчиво, не успев, однако, добавить что-нибудь еще, потому что Дженнифер прильнула к его губам в долгом поцелуе.
— Значит, нам нельзя терять ни минуты, — сказала она, отрывая от него губы. — Разве не так?
— Ты как всегда права, — согласился Мэттью.
Дженнифер проснулась в холодном поту. Сердце бешено колотилось в груди, во рту пересохло. Сон не принес ей ни отдохновения, ни бодрости. Наоборот, она чувствовала себя совершенно разбитой, словно с похмелья. Впервые в жизни ей страшно не хотелось вставать — вернее, ей было страшно встать, и она продолжала лежать в постели, словно в надежде, что все дурные предчувствия и подавленное настроение отступят, дадут ей долгожданную передышку.
Только впервые ли с ней такое? К чему кривить душой? Разумеется, нет. После смерти отца в ее жизни пролегла похожая полоса. После того, как все неотложные дела были выполнены, а телефонные звонки стали донимать ее все реже и реже, Дженнифер, как и сейчас, мечтала об одном — отгородиться от мира, забиться куда-нибудь в темный угол, свернуться там комочком, впасть в забытье, чтобы ничего не видеть и не слышать. Ей пришлось напрячь все силы, чтобы побороть охватившую ее тогда апатию, убедить себя в том, что решения приняты — необходимые и единственно верные, что жизнь не кончилась и самое интересное еще впереди.
Дженнифер решительно сбросила с себя одеяло и свесила на пол ноги.
Спальня была для нее особенным местом, ее тайником, ее святая святых, куда непосвященному вход заказан. И вовсе не потому, что чужой человек своим вторжением мог ее осквернить. Причина была гораздо прозаичнее. Спальня выдавала Дженнифер с головой, обнажала все ее слабости, выставляла напоказ самые сокровенные уголки ее души.
Стены здесь были выкрашены в светлые тона, получилось что-то среднее между голубым и сиреневым. Окна задрапированы тончайшим, полупрозрачным муслином кремового оттенка. Такие же воздушные, словно легкая паутина, полотнища свисали и с потолка, собранные по обеим сторонам просторной кровати в складки. Сама кровать, равно как и шезлонг у стены, и удобное кресло у окна, была накрыта кремовой, с золотыми узорами парчой, гармонирующей с ковром на полу. Казалось, будто спальня эта светится каким-то особым нежным светом, и любой, кто заглянул бы сюда, наверняка решил, что принадлежит она некоему ангельскому созданию, фее или речной нимфе, чье настроение подобно, то журчащим струям, то задумчивым заводям. Здесь может обитать лишь неземное существо, подумал бы любой вступивший в сии священные пределы, нежное и чувствительное, как лепестки цветов в вазе на причудливом антикварном столике.