— Экскурсовода, случаем, не Вера звали?
— Нет, Надежда.
— А как она была одета?
— Не помню, как-то так… Ты что-то слышала об этом чуде?
— Слышала…
— Ты представляешь, все СМИ специально замалчивают о нем…
— Солидарна. Это враки, — перебила я.
— Ну, знаешь… Отвергать такое невероятное чудо, какие были в древности, это в духе наших СМИ.
— Ты про преподобного Иоанна Дамаскина слышала?
— Ну конечно… — с обидой в голосе сказала моя знакомая.
— Преподобный Иоанн Дамаскин — величайший христианский святой. Иконоборцев в восьмом веке обличал своими писаниями, тех, кто в Византийской империи иконы сжигал. А был при этом визирем у Дамасского халифа, мусульманина. Оклеветали иконоборцы человека перед халифом, подложное письмо ему подбросили. И халиф лучшему другу, с которым вместе воспитывался, кисть отрубил за то, что якобы этой рукой письмо написал императору, возбуждая против халифа воевать. А твой мусульманин из Саудовской Аравии кто был, чем прославился, как хоть зовут-то его?
— Это же всё в тайне держится, понимаешь?
— Нет, не понимаю. Ради чего тайна? Иоанн Дамаскин всю ночь молился перед иконой Богородицы, и Она исцелила его, кисть руки приросла. Тогда он серебряную кисть к той иконе привесил, появилась икона «Троеручица». От великолепного визирства своего Иоанн отказался и ушел в монастырь. Ясно и понятно, для чего величайшее чудо с кистью было явлено. А тут расчленили, зашили… Тебе не смешно?
— Нет, — с обидой сказала знакомая. — Ладно, вижу, ты не в духе. А я верю.
— На здоровье. Прости, я занята.
В течение следующего месяца мне звонили и рассказывали про «сирийское чудо» еще несколько знакомых, в основном женщины, многие с высшим образованием. Случилось какое-то массовое помешательство и бороться с ним — как? Только просвещать людей. Что я и старалась делать, хотя иногда хотелось просто орать на них — неужели мозги самим включить нельзя? Большинство не хотели вникать ни в какие разумные доводы, но некоторые в конце концов соглашались, что да, странное какое-то чудо. Месяца через три разговоры про «чудо» стали сходить на нет.
Через полгода позвонила мне знакомая монахиня, главный редактор одного православного издания, в котором мне пришлось работать литературным редактором и автором. Она спросила у меня, слышала ли я про «сирийское чудо».
— Слышала… А что такое? — насторожилась я.
— Хорошо, что ты знаешь. Напиши, пожалуйста, нам про него.
— В каком смысле? — не поняла я.
— В обычном. Что такое великое чудо, как в древности. И доказывает истинность Православия.
— Прости, матушка. Оно доказывает только глупость православных.