Стив задумался, теребя в пальцах телеграмму, и чем больше думал, тем больше ощущал настоятельную необходимость в том, чтобы его извинения оказались приняты. Объясняйте это как пожелаете — сам Стив старательно гнал из головы всяческие объяснения, — но что есть, то есть. Секунду назад ничто на всех четырех континентах, где Стиву довелось побывать, не представлялось ему столь важным, но сейчас его снедало стремление завоевать благосклонность невысокой девушки в коричневом фланелевом платье, отороченном ленточками на запястьях и на воротнике.
Молодой человек в сером перегнулся через стойку и что-то прошептал девушке. Та покраснела, ее ресницы дрогнули. Из внезапно ставших неуклюжими пальцев выпал карандаш. Она подняла его и, что-то с улыбкой ответив, снова стала писать, но улыбка на ее лице выглядела неискренней.
Стив порвал бланк и написал новый текст:
Я доехал, проспался в каталажке и хочу здесь немного поболтаться. Тут мне кое-что пришлось по вкусу. Переведи мне телеграфом деньги и вышли вещи в местный отель. Выкупи у Уайтинга машину для меня как можно дешевле.
Стив подошел к стойке и положил бланк. Карандаш девушки запорхал над листком, подсчитывая слова.
— Тридцать шесть, — объявила она тоном, невольно укорявшим в отсутствии телеграфной краткости.
— Да, длинная. Но ничего страшного — ее оплатит получатель, — заверил Стив.
— Я не могу послать такую телеграмму, — возразила она, холодно взглянув на Стива, — пока не буду уверена, что отправитель сможет ее оплатить, если получатель не захочет этого сделать. Таковы правила.
— Я попросил бы вас сделать на сей раз исключение, — хмуро произнес он, — потому что иначе вам придется одолжить мне денег.
— Мне придется…
— Придется, — подтвердил Стив. — Вы меня впутали в неприятности, вам меня и вытаскивать. Бог свидетель, мне это и так уже обошлось недешево почти в две сотни долларов! И во всем виноваты вы.
— Почему же я?
— Именно вы! А теперь я предоставляю вам возможность исправиться. Передайте телеграмму побыстрее, пожалуйста, потому что я голоден и хочу побриться. Я посижу на улице на скамейке.
Стив повернулся и вышел.
***
На одном краю скамьи возле телеграфа уже сидел мужчина. Не обращая внимания на незнакомца, Стив поудобнее расположился на противоположном. Зажав трость между коленями, он с задумчивой неторопливостью стал сворачивать сигарету, размышляя о разговоре с телеграфисткой.
Ну почему, гадал он, всякий раз, когда необходимо быть серьезным, он неизменно ведет себя легкомысленно? Почему, сталкиваясь с чем-то важным, он невольно начинает прикидываться клоуном? Стив закурил и, нахмурившись, пришел к выводу, к какому приходил уже десятки раз: причиной всему его ребяческие попытки скрыть собственную застенчивость, и несмотря на свои тридцать три года, восемнадцать из которых ему довелось отирать плечами всевозможные углы мира, как острые, так и сглаженные, в душе он так и остался мальчишкой, взрослым ребенком.