Лицо ее было белее, чем у Гектора, и казалось мертвее, чем у него. Она спрятала его под капюшоном плаща и отошла.
Гекуба склонилась над Гектором, дрожа от плача, она гладила его лицо, лоб.
— Гектор, из всех сыновей душе самый милый! Ты и при жизни был дорог богам олимпийским, и после смерти они тебя не покинули. Лежишь ты, не тронутый тлением, как будто недавно убитый…
Я думала, она будет говорить долго — разве может высказать всю свою боль материнское сердце в такую минуту? Но, наверное, именно потому, что это невозможно, Гекуба замолчала и отошла.
Пауза. Моя очередь. Что я могу сказать, имею ли я право говорить — наравне с Андромахой и Гекубой?
Никто не шевелился. Я сделала шаг, другой, подошла к Гектору. Как сурово, непроницаемо его лицо, губы плотно сжаты, глаза закрыты. Казалось неправдоподобным, что его, наделенного такой силой, забрала смерть, но он и ее предвидел. Он силу обручил с благородством и их союз не нарушил.
— Гектор, друг дорогой. — Я обращалась только к Гектору, больше ни к кому. — Я любила тебя больше всех братьев-троянцев. Ты заменил мне братьев родных, оставленных в Спарте. Ни разу с тех пор, как сюда я пришла, покинув отчую землю, я от тебя не слышала дурного, обидного слова. Если кто-нибудь попрекал меня — только свекор был кроток со мной, как родитель, — ты останавливал их, убеждал разумной речью. Ты действовал кротостью сердца, полными ласки словами. Со всем благородством души ты принял меня, чужестранку. Вот отчего над тобой и собой я сейчас, горемычная, плачу. В Трое пространной больше нет у меня другого доброго друга, как ты. Холодно стало здесь. Я троянцам внушаю лишь ужас.
Слишком поздно я сообразила, что лучше бы я воздавала безопасные хвалы воинской храбрости Гектора — вместо того чтобы говорить о себе и его доброте ко мне. Но с другой стороны, я ведь была Еленой, прославленной Еленой, из-за которой началась война, которая унесла Гектора. Разве не было бы трусостью умолчать об этом и не поблагодарить его за отношение ко мне?
Я отступила назад, и церемония продолжалась. Срезание волос, принесение жертв, пение. Взывая «Гектор! Гектор!», Антенор поднес факел к костру.
Как только большой костер вспыхнул, подожгли и малые костры, и долина озарилась их светом.
Наутро троянцы в серых плащах пришли выбрать из пепла кости погибших. Приам делал это собственноручно, осторожно ступая среди тлеющих углей. Парис, Деифоб и Гелен принимали останки. Стоя рядом, они поглядывали друг на друга искоса, понимая, что являются соперниками. Младшие сыновья — Полит, Паммон и Антиф — стояли чуть поодаль, как и Эзак, сын Приама от первой жены. По лицу Приама, собиравшего белые кости Гектора, было ясно: хоть у него сыновей было много, он лишился единственного сына души своей. Около малых костров другие троянцы собирали свои скорбные реликвии. Небо было потухшее, серое, как пепел, словно из сострадания к людям.