Под ногами стали все чаще попадаться булыжники, пока трава окончательно не сменилась каменистой поверхностью. Терпение охранников, которые следовали за нами по пятам, стало истощаться. И тут я услышала плеск воды впереди. Мы раздвинули ветки деревьев, и перед нами открылось темное озеро, в которое с высокой скалы, вершины которой мы не видели, падала вода.
— Нашли, — прошептала я. — Она должна быть здесь.
Не обращая внимания на мои слова, Андромаха подошла к озеру и опустила в него руку.
— Вода холодная как лед, — сказала она. — Такой холод может заморозить любую боль.
Об этом она и мечтала — найти средство, которое избавит от боли. Я подошла и опустилась рядом с ней на колени.
— Прошло время. Тебе не стало хоть чуть легче? — спросила я.
— Нет. Становится только больнее. В первый момент после смерти Гектора рассудок мой помрачился. А теперь он ясен, и я каждую минуту ощущаю: Гектора нет и не будет. Как ты думаешь, что легче?
Я не знала. Я не хотела знать. Нужно найти Энону!
Я бросила камешек в воду, и он ушел на дно, вызвав на поверхности едва заметные круги. Вдруг вода взволновалась, вскипела, взметнулась столбом.
Мы в испуге отпрянули. Водяной столб принял очертания Эноны. Мы с Андромахой оступились и упали на землю.
Энона, шагая по воде подобно стрекозе, ступила босыми ногами на берег. С ее плаща стекала вода, оставив его совершенно сухим. Волосы тоже не были мокрыми: крупными кудрями они ниспадали на плечи.
— Энона, ты? — прошептала я.
— Что тебя удивляет? — холодно спросила она. — Ты разве не знаешь, что мой отец — речной бог, а я — родниковая нимфа?
— Я мало знаю о тебе. — Я поднялась с земли, потирая ушибленные колени.
— Значит, Парис тебе ничего не рассказывал обо мне? — Ее голос стал ледяным.
— Рассказывал, он рассказывал! — спохватилось я, более всего опасаясь ее прогневить. — Просто меня всегда поражает встреча с проявлением божественного начала. Ты рождаешься из водной стихии… Это невероятно.
— Вот как! — рассмеялась она, но недобрым смехом. — А разве ты не можешь отправиться на колеснице к своему отцу Зевсу? Впрочем, может, он и не твой отец. Может, ты обыкновенная женщина, наделенная необыкновенной красотой. Узнаем, когда придет твое время умирать.
— Но сейчас не обо мне речь, а о…
— Знаю, о Парисе, — перебила она. — Что ж, давай поговорим о Парисе.
Она медленно подошла ко мне и остановилась рядом. Андромаха испуганно смотрела на нее.
— Парис ранен отравленной стрелой. Не знаю, отравлена ли она змеиным ядом — среди них тоже бывают смертельные — или ядом Лернейской гидры. Возможно, это была стрела Геракла. Стрела едва задела руку, оставив небольшую царапину, но она воспалилась и сейчас выглядит ужасно. Яд проник в кровь. Парис говорит, что его кровь кипит.