Там они нашли Геланора, который пострадал от сильных ожогов. Он сидел без сил, положив руку к ногам статуи Аполлона, и смотрел прямо перед собой. Сначала Эфа испугалась, что он либо умер, либо сошел с ума. Глаза его были широко открыты и совершенно неподвижны. Эфа принесла ему еды, а потом забрала к себе, вылечила и выходила.
Долгое время Геланор не разговаривал. Отец Эфы считал, что тот лишился рассудка. Он лежал в постели, глядя перед собой, и даже после того, как начал ходить, не в состоянии был выполнять самой простой работы. Пасти овец ему не доверяли. Поручили собирать оливки и яблоки в саду возле дома — с этой задачей он справлялся.
— И все это время он молчал. Я не знала, на каком языке он говорит. Я даже не знала, понимает ли он нас.
— Это из-за твоего жуткого дарданского диалекта! Попробуй тебя пойми, — вставил слово Геланор, но под шуткой я почувствовала весь ужас, пережитый им в ту пору.
— Это самый благородный из диалектов! — Эфа шутливо толкнула его. — Разве не на нем говорил Эней?
— А что стало с Энеем? — спохватилась я.
— С той ночи его никто не видел, — ответила Эфа.
— Я видела его в ту ночь, он шел по улице. Я окликнула его, но он не оглянулся. Когда мы были вместе в плену, Илона сказала мне, что Креусу убили. Больше мне ничего не известно. Афродита обещала спасти его — но кто знает, исполнила ли она обещание?
— Многого мы никогда не узнаем, — вздохнул Геланор. — Конец многих историй навсегда потерян. А у моей истории конец простой. Мы с Эфой поженились — после того, как ее отец убедился, что я не сумасшедший. И вот живем здесь в мире и покое много лет. Я себя ощущаю в каком-то смысле стражем Трои. Точнее, того, что осталось от нее.
— Я рада вашему счастью, друзья мои, — сказала я. — А что с Эвадной?
— Думаю, она не пережила ту страшную ночь. Как и многие другие, — покачал головой Геланор. — А как ты? Я знал, что Менелай забрал тебя с собой, и боялся, что он выполнил клятву и убил тебя из мести. Как ты жила эти годы?
— Менелай не тот человек, который наслаждается местью. Этим он отличался от прочих греческих вождей. У него доброе сердце, но они заставили его стыдиться этого. Менелай обещал им, что убьет меня по возвращении в Грецию. Но мы не сразу вернулись — семь лет провели в Египте. Потом уж добрались до Спарты. Там я и прожила все эти годы.
— Как же ты выдержала это? Вернуться в Спарту, жить с Менелаем? — спросил он с болью, и я узнала прежнего Геланора.
— Не ты один умеешь готовить разные зелья. В Египте меня научили делать эликсир, который помогает забыться. Так я и выдержала. Но с этим покончено. Больше я не принимаю эликсир. Теперь я хочу чувствовать. Я должна чувствовать.