Он делал вдох-выдох, он доверчиво и безмятежно спал. Он столько приложил сил, чтобы завоевать меня. Теперь он отдыхает.
Как Геракл после своих трудов, подумала я и тихонько засмеялась. Мужчины должны время от времени отдыхать.
Но труды прошлой ночи… Отчего они вызвали у меня такую неприязнь? Почему я осталась холодна и не испытала восторга, почему мне на помощь не пришла Афродита?
Афродита… С почтением я обращалась к ней мысленно, опасаясь произнести хоть слово вслух и разбудить Менелая. Афродита, прости меня, если по свойственному людям легкомыслию не вспомнила о тебе, когда выбирала мужа. Твое великолепие смущает меня, поэтому я не призвала тебя в таком деле, которое имеет к тебе самое прямое отношение. Но сейчас я, Елена, прошу у тебя прощения и помощи.
Ведь жизнь без страстной любви покажется такой длинной, даже если будет совсем короткой.
Менелай шевельнулся и открыл глаза. Его рука дрогнула — и ее тяжесть стала меньше, потому что она ожила. Потом он выпростал обе руки и обнял меня.
— Елена, любимая… — пробормотал он. — Вот и началась наша совместная жизнь.
Я положила голову ему на плечо — мускулы под кожей были расслаблены.
— Да. И пусть боги сделают ее счастливой.
Все будет хорошо, сказала я себе. Должно быть хорошо. Выбор сделан, обратного пути нет.
Клитемнестра и Агамемнон приехали днем. Мы успели встать, обойти дворец и поиграть с их маленькой дочкой, милой Ифигенией. Она уже твердо держалась на ножках и бойко лопотала, хоть и не всегда понятно, но очаровательно.
— Славно, славно! — говорил, ухмыляясь, Агамемнон очень громко, как все, что он делал.
В его глазах играл мерзкий огонек, который он безуспешно пытался пригасить. Он не сводил с меня взгляда, щурясь, посматривал на Менелая. Я знала, что прошлую ночь он провел вместе с нами — пусть мысленно, — хотя обещал, что мы с Менелаем останемся вдвоем.
Менелай сохранял невозмутимое выражение лица — из уважения ко мне, я полагала. Но что он расскажет брату, когда рано или поздно они останутся наедине? Клитемнестре тоже не терпелось поговорить со мной с глазу на глаз. Я боялась этого разговора; лучше бы они не приезжали. Я не имела ни малейшего желания обсуждать брачную ночь, мне казалось это чудовищным предательством по отношению к Менелаю. Или по отношению к себе самой?
— После того как ваша колесница уехала, мы вернулись во дворец и погрузились в молчание… — сказала Клитемнестра.
После бури всегда наступает затишье.
— Теперь, — продолжала Клитемнестра, — у вас впереди долгая жизнь, которую вы проведете вместе.
— Такая ли уж долгая? — спросил Менелай.