— Там, Маша, у двери мешочек. Вытряхни его. Премия тебе, к вечеру в цехе давали, так я захватил.
— Мне? Так почему же мне самой не дали?
— А они не нашли тебя на месте. Может ты вышла по надобности.
— Ты не хитри, — пригрозила мать Вани.
— А я не тебе, — сердито повысил голос дядя Серёжа, — я Ване принёс и всё тут!
Ваня после дядиных доказательств о богатырстве матери, притих и украдкой посматривал на мать. Иногда ему казалось, что руки её начинали вытягиваться. Ваня замирал, мать делала знакомые движения, и руки становились снова обыкновенными.
«Она скрывает от меня, — думал Ваня. — Когда же она до немцев достаёт? Конечно, ночью, — решил он. — Всякое колдовство делается ночью».
Ложась в постель, Ваня решил не спать, пока не увидит, как мать будет вытягивать руки. Полуприкрыв глаза веками, он следил за ней. Сначала всё шло обычно и не интересно: мать перетирала посуду, что-то починяла, откусывая нитку зубами, вздыхала. Но, вот она гладко причесала волосы, взглянула в зеркало, долго растирала лицо ладонями, снова посмотрела в зеркало, попробовала улыбнуться, а затем взяла со столика фотокарточку мужа и долго смотрела на неё. Потом порывисто встала и подошла к окну. Между комнатой и улицей на стёклах была непроходимая чаща удивительно красивых, серебряных деревьев. Мать протянула руку и открыла форточку, мороз задышал в комнату седыми клубами пара. Они спускались всё ниже и ниже и превратились в молочный водопад, тающий почти у самого пола. А в верхней части форточного отверстия появился кусочек тёмно-синего неба с яркой лучистой звездой. Мать вытянула навстречу ей руки и что-то зашептала. Ваня широко раскрыл глаза и даже привстал с постели. Он явственно увидел, как тонкие руки матери вдруг вытянулись и ладони пропали где-то далеко-далеко у самой звезды. И вдруг он услышал, как мать прошептала: «Ах ты, Никишка, мальчишка-глупышка».
Ване стало смешно, что мать говорит такие потешные волшебные слова, точно дразнит отца его в форточку, и он засмеялся.
Мать быстро выдернула из форточки руки и обернулась. На голых руках её таяло звёздное серебро. На лице был детский испуг.
— Ах, ты, разбойник! Ты чего не спишь? — И она набросилась на Ваню, опрокинула его, схватила приятно охладелыми руками и принялась целовать в губы, в щёки, в нос…
— Мама, мама, мамка! — взвизгивал, отбиваясь, счастливый сын.
А когда она, успокоившись, села на кровать, он спросил её:
— Мам, а ты что в форточке делала — немца доставала, да?
— Какого немца? — И вдруг догадалась и громко рассмеялась:
— Уж этот дядя Серёжа, забил он тебе голову. Где ж это видано, чтоб у людей руки вытягивались? Это он так говорил потому, что я детали делаю, а из них танки собирают и отправляют на фронт. Так вот я ими, будто своими руками, немцев бью. Понял?