— Я должен кое-что сказать…
Он вытащил из кармана плаща сложенный листок бумаги. Сестры дружно, как по команде, опустили глаза и уткнулись взглядом в его грязные до неприличия и драные кроссовки. Они не собирались его жалеть, но по такой погоде удержаться было нелегко. Если бы можно было прикрыть ему ноги слоем ненависти, им бы ее хватило, во всяком случае, Клотильде точно — она вообще не умела нормально разговаривать со своим отцом.
— Программой не предусмотрено.
— Не знал, что нужно записываться заранее. — Он в упор смотрел на Алису, которая искала глазами тетю Фигу.
— А это что такое? — Клотильда недоуменно оглядела листок бумаги.
— Прощальное послание.
Алиса с ужасом услышала, как Клотильда рассмеялась злым смехом, в котором отчетливо прозвучало выпитое вино. Им на помощь, как добрая фея, уже спешила Фига.
— Франсуа! — провозгласила она учительским голосом, словно обращаясь к нерадивому шалопаю, которого лично выгнала из школы. Несмотря на маленький рост, она умела разговаривать с людьми свысока. Припорошенная снегом шапка подрагивала от гнева.
— Мари-Луиза! Как делишки?
Алиса и Клотильда с изумлением ловили ничуть не изменившиеся интонации — та же холодная враждебность, то же презрение ко всем и каждому. Это говорил человек, испоганивший им детство. Он постарел, но оставался по-прежнему юным, как один из восточных мудрецов или колдунов, которых время сушит, но не разрушает. Он был легко одет, но не испытывал холода; находился в толпе людей, но оставался в одиночестве. Небрежным взмахом руки он в один миг отмел прочь минувшие годы и посмотрел на дочерей тем же взглядом, каким встречал их, робко стоящих на пороге сарая в ожидании, когда он откроет им дверь.
— Учти, я не потерплю никакого скандала, — сквозь зубы прошипела Фига.
Подошел встревоженный Анри. Сходство братьев притягивало все взоры. Они молча уставились друг на друга — две неподвижные копии одного и то же человека. К Клотильде приблизился мужчина в траурном костюме и отозвал ее в сторону. Вокруг вырытой в земле прямоугольной ямы началось движение. Замерзшая почва казалась твердой как камень — ткни, и пойдет трещинами.
— Это кто, муж Элен? — с удивлением спросил Венсан.
— Да, — ответила Алиса. — Инспектор Пикассо. Симпатичный, правда?
Венсан не стал вдаваться в подробности. Он никогда не вдавался в подробности, слишком хорошо понимая, что из-за постоянных отлучек будет всегда в положении человека, лишенного необходимой информации о повседневной жизни близких, — человека, чей поезд давно ушел.
Из катафалка извлекли гроб и опустили в яму. К могиле подошел Франсуа Кантор с небольшим саквояжем в руках. Вытащил громоздкий магнитофон и поставил на землю. К нему двинулась было Фига, но он жестом приказал ей оставаться на месте. Порылся в саквояже, достал несколько низеньких круглых свечей, какие обычно используют для украшения праздничного стола. Расставил их полукругом и зажег, соорудив таким образом, как подумалось Клотильде, «безобразный алтарь», после чего поместил в его центре черно-белую фотографию молодой Мари-Клод в рамке. Снег почти сразу затушил свечи, но зло уже было причинено. Франсуа Кантор обвел присутствующих взглядом и нажал кнопку магнитофона. Полились звуки сюиты Баха, от которых обе сестры и их тетка мгновенно покрылись гусиной кожей — слишком часто они слышали эту вещь в исполнении покойной. Качество записи оставляло желать много лучшего, и Фиге показалось, что темп взят слишком быстрый. Франсуа вынул из кармана листок бумаги и начал тихим и завораживающе спокойным голосом читать: