Мне хотелось выскочить из машины и танцевать на мостовой, останавливать случайных прохожих, петь, смеяться — словом, снова почувствовать пульс жизни и разделить с кем-нибудь эту радость. Правда, единственным близким мне человеком все эти двадцать лет был Роджер, который сейчас на южном побережье Франции вместе с Хеленой и моими детьми. А кроме того, если бы он был со мной в Париже, мне ровным счетом было бы на него наплевать. Я уже и не помнила, почему так любила его когда-то и что в нем нашла. Да и любили ли мы друг друга? Не знаю. Может, я была влюблена в тот образ, который сама себе создала, а у него был роман с моим трастовым фондом? Такое положение дел нас обоих устраивало до поры до времени. Все это я поняла давным-давно. Впрочем, я была благодарна Роджеру, что мне больше не надо платить ему алименты: он лишился этого источника дохода, после того как женился на Хелене. Теперь от меня требовалось лишь перечислять ему денежные суммы на воспитание детей, достаточные, чтобы содержать сиротский приют в Биафре. Роджер просто душка!
И вот я в Париже, восхищенно глазею на Эйфелеву башню и сияющие огнями прогулочные речные трамваи, рассыпанные по Сене, как рождественские фонарики. Я снова одна. В сущности, я была одна все тринадцать лет и последние два года. Справедливости ради следует заметить, что, потеряв Роджера, я не только лишилась своих иллюзий, наивных мечтаний и безвозвратно ушедшей молодости, но и избавилась от фланелевых ночных рубашек. Развод с Роджером научил меня многому. Я постепенно привыкла к одиночеству и прохладным атласным ночным рубашкам. В Париж я взяла с собой четыре ночные рубашки, которые купила совсем недавно: те, что я приобрела сразу после развода с Роджером, уже успели износиться.
Подъехав к отелю, я заплатила за такси и внесла чемоданы в холл. Интерьер меня впечатлил. Ничего прелестнее и романтичнее мне не приходилось видеть. За стойкой приемной ожидал молодой человек, похожий на порнозвезду. Хорошенький мальчик, правда, я была раза в два его старше. Он проводил меня в номер, бросил на меня чувственный взгляд и протянул ключ. Судя по всему, за ужином он наелся чеснока, а дезодорантом пользовался не часто.
Окна моей комнаты выходили в уголок сада музея Родена, и из них открывался великолепный вид на Эйфелеву башню. В номере было тихо-тихо. Из соседних комнат не доносилось ни звука. Я забралась в кровать под балдахином и проспала крепко, как дитя, до самого утра. Проснулась я голодная как волк.
Рогалики с черным кофе цвета дегтя прибыли в мой номер на подносе, покрытом белоснежной салфеткой. В центре подноса красовалась хрустальная вазочка с розой. Я с жадностью проглотила все, кроме розы и салфеток. Приняв ванну и одевшись, я отправилась гулять по Парижу. День прошел замечательно: я осмотрела массу достопримечательностей и потратила кучу денег, покупая все, что мне нравилось или просто приглянулось, и даже то, что в конце концов оказалось мне не по вкусу. По пути мне попался магазинчик, в котором продавалось изысканное нижнее белье, и я накупила в нем столько всякой всячины, что теперь вполне могла бы стать фавориткой Людовика XIV.