Ее отношение к министру-тори внезапно переменилось, когда она обнаружила, что он единственный среди всех уважает ее чувство печали по Альберту. Об остальных она могла сказать: «они жалеют меня, а не мою скорбь»; но мистер Дизраэли ее понимал, и все его соболезнования принимали форму почтенных панегириков усопшему. Королева заявила, что он «единственный, кто понимал принца». Она начала выказывать ему особое благоволение; она выделила ему и его жене два почетных места в церкви Святого Георга на бракосочетании принца Уэльского, пригласила его переночевать в Виндзоре. Когда Палата Общин решала вопрос о субсидии на мемориал Альберта, Дизраэли, как лидер оппозиции, в красноречивой речи поддержал проект. В награду он был пожалован копией речей принца в белом сафьяновом переплете и с дарственной надписью королевской рукой. В благодарственном письме он «осмелился коснуться священной темы» и со сдержанностью, мастерски перекликающейся с чувствами его корреспондента, пустился в пространные рассуждения об абсолютном совершенстве Альберта. «Принц, — сказал он, — единственный известный мистеру Дизраэли человек, достигший Идеала. Никто из знакомых ему людей даже близко к этому не подошел. Он сочетал в себе мужественную грацию и возвышенную простоту рыцарства с интеллектуальным блеском аттической академии. Единственным персонажем английской истории, который до некоторой степени к нему приближается, можно считать лишь сэра Филиппа Сиднея *: тот же высокий тон, то же общее совершенство, та же смесь мягкости с силой, то же редкое сочетание романтической энергии и классического спокойствия». Что же касается его личного знакомства с принцем, это были, по его словам, «одни из самых приятных событий в жизни: полные чистых и прекрасных воспоминаний и оказавшие, как он надеется, благотворное и целебное влияние на всю его последующую жизнь». Виктория была крайне тронута «глубиной и тонкостью этих чувств», и с этого момента ее привязанность к Дизраэли была гарантирована. Когда в 1866 году к власти пришли консерваторы, Дизраэли занял пост министра финансов и председателя палаты, что еще более сблизило его с монархом. Двумя годами позже лорд Дерби ушел в отставку, и Виктория с радостью и необычной любезностью приветствовала Дизраэли на посту премьер-министра.
Но лишь девять месяцев удержался он у власти. Министерство, имевшее меньшинство голосов в Палате Общин, было сметено всеобщими выборами. И все же к концу этого короткого периода узы, связывающие королеву с ее премьером, значительно упрочились; их взаимоотношения уже не были простыми отношениями благодарной хозяйки и преданного слуги: они стали друзьями. Его официальные письма, в которых и раньше ощущались личные нотки, превратились в живописания политических новостей и светских сплетен, составленные, по словам лорда Кларендона, «в стиле его лучших новелл». Виктория была очарована; она заявила, что никогда в своей жизни не получала таких писем и вообще никогда раньше не знала