Королева Виктория (Стрэчи) - страница 95
1. Его внешний вид, его поведение и одежда.
2. Характер взаимоотношений с окружающими и обращение с ними.
3. Желание и способность достойно вести себя в беседе или в любом ином занятии, принятом в обществе, в котором он оказался».
Затем на нескольких страницах следовал подробнейший анализ этих пунктов, и заканчивался меморандум следующим призывом к джентльменам: «Если они должным образом осознают ответственность своего положения и учтут все изложенные выше пункты, продемонстрируют собственное благородство, действуя во всех случаях согласно этим принципам и не считая ни один из них слишком малым и несущественным, а, напротив, неуклонно придерживаясь соответствующей линии поведения, они окажут неоценимую услугу молодому принцу и подтвердят правильность выбора, сделанного царственными родителями». Год спустя юного принца послали в Оксфорд и тщательно следили, чтобы он не сталкивался с другими студентами. Да, испробовали все что можно — все… с одним лишь исключением: никто и никогда не позволял Берти развлекаться. Да и к чему это? «Жизнь складывается из обязанностей». Разве может быть в жизни принца Уэльского место развлечениям?
Тот самый год, лишивший Альберта принцессы крови, принес еще одну, и даже более серьезную потерю. Барон нанес в Англию последний визит. Двадцать лет, как он сам сказал в письме к королю Бельгии, он исполнял «тяжелые обязанности старшего друга и доверенного советчика» принца и королевы. Ему было семьдесят; он устал и телом, и душою; пришло время уходить. Барон вернулся домой в Кобург, поменяв раз и навсегда страшные секреты европейской политики на провинциальную болтовню и семейные сплетни. Усевшись в кресле у камина, он предавался воспоминаниям — не о генералах и императорах, а о соседях, родственниках, о давних домашних происшествиях, о пожаре в отцовской библиотеке, о козе, которая взбежала наверх в комнату сестры, сделала два круга вокруг стола и снова сбежала вниз. Его по-прежнему мучили несварение желудка и депрессия; но, оглядываясь на прожитую жизнь, он не ощущал разочарования. Его совесть чиста. «Я работал, пока были силы, — сказал он, — и делал то, в чем никто не может усомниться. Сознание этого и есть моя награда — и никакой другой я не желаю».