. А крест на среднем пальце – знак вора, это уже на взросляке накололи… Дурак был, сам себе особые приметы рисовал! Теперь приходится срезать бритвой, вон на указательном квадратный рубец, а был ромб с десятью лучами – символ отбытого срока. И остальные срежет… Но сейчас Студент не смотрел на татуировки, рассказ Мерина так захватил, что он даже рот открыл!
– И вдруг меня такой мандраж взял, аж вспотел весь! – на бесстрастном лице старика впервые отразились эмоции. – Не так от пушки, как от кольца этого… Да и рожа Седого… Особенно глаза: как у зверя, так и раздерет на куски и сожрет…
Он замолчал, тяжело дыша.
– Отстал я от него и никогда больше не пересекался. А он лихим налетчиком стал, на мокруху легко шел, боялись его все… И фарт ему пер: все с рук сходило – от облав уходил, пули мимо летели, засады впустую ставили… Базарили, что это все от перстня…
– А что потом? – спросил гость.
– Потом чекисты его застрелили в горсаду, – ответил Мерин. – Изрешетили всего.
– Как же так? – гость громко сглотнул. – А может, твой Седой в тот день вышел без перстня?
– Да нет, не снимал он его…
– А почему не помог перстенек этот?
– Наверное, фарт закончился. – Мерин развел руками. И сам задал вопрос: – Слышь, Студент, а чего ты вдруг на эту тему сел? Музеи бомбить надоело? Решил на крупное пойти?
Парень закусил губу, глянул исподлобья недобро.
– За такие вопросы язык отрезают!
– Кому, мне?! – выцветшие глаза на миг блеснули прежним ледяным холодом. – Ты, сявка, фильтруй базар! Забыл, с кем трешь?! Я коронованный вор, я сорок лет общак держал!
– Ладно, ладно. – Студент поднял руки. – Это я не со зла закосячил… А ты же, вроде, завязал?
– Я не завязывал! – Мерин покрылся красными пятнами и так ударил по столу сухим кулачком, что из нетронутого стакана выплеснулась водка, расплывшись по газете темным пятном. – От дел отошел – да! Потому как годы не те… Но на благо воровское вношу, на сходки хожу, непонятки развожу… А сейчас, пока Голован на зоне парится, так я за него все «непонятки» развожу…
– Все, все, – примирительно сказал гость. – Прости меня, Братское сердце…
– Ладно, проехали, – после долгой паузы произнес Мерин. Лицо его вновь приобрело пергаментный цвет. – Вы, молодые, по-другому живете, по-другому думаете… У вас и мозги по-другому устроены. Сколько тебе было, когда ты эти… цацки сдернул?
– Фалары? Только семнадцать исполнилось… Это и спасло – червонец дали, как малолетке. А был бы постарше, мы бы тут не базарили… За особо крупный размер вполне могли лоб зеленкой намазать[31]…
– А сколько они стоили? – прищурившись, поинтересовался Мерин.