Гремели взрывы, разнося вдребезги монолитные скалы, и снова неутомимый «Т-800» разгребал завалы и ровнял грунт. За это время Верин настолько сжился с бульдозером, что не представлял себя за рулем чего-нибудь другого.
– Эх, Пушистик, – говорил он вечером, гладя исцарапанный борт стального друга, – мы с тобой столько соляры извели, что если у нас не получится, сожрут обоих с потрохами. Даром что они у тебя железные…
И Пушистик старался. Во всяком случае, мотор ни разу даже не чихнул на высоте четыре тысячи метров, чего Леха очень опасался, насмотревшись на «МАЗ», уже на две семьсот заводящийся через раз и глохнувший каждые тридцать метров.
К концу первого сезона строительства дорогу дотянули до конца спуска. И не просто дотянули. По ней ездили! Теперь путь с рудника в Лагерь занимал один день у людей любой подготовки. А в обратном направлении и вовсе пробегали за полдня. В проект поверили. В сентябре от бывшего кишлака Чоре попробовали идти навстречу. Увы, то ли бульдозеры на руднике оказались недостаточно мощны, то ли бульдозеристы не столь умелы, но встречное продвижение было слишком медленным… Алексей не унывал. «На Пушистике, да весной, да за месяц!»
Весной стройку пришлось начинать сначала. Осеннее полотно местами просело, местами сползло, кое-где упали камни, а в двух местах сошедшие сели унесли куски дороги вместе со склоном. Восстановление разрушенного пути заняло тот самый месяц. Зато Леха учел прошлогодние ошибки, и теперь Трасса имени Упрямства, которую с легкой руки Лаймы нарекли проспектом Гедиминаса, огибала наиболее разрушаемые места. Дальше дело пошло лучше, и двадцать седьмого июля две тысячи четырнадцатого года Пушистик своим ходом вполз на территорию кишлака Чоре.
– Сегодня, в день открытия Олимпиады в Сочи!.. – торжественно начал Верин.
– Лех, в Сочи зимняя Олимпиада. Она седьмого февраля должна была начаться, – пробурчал Олег с соседнего кресла.
– Правда? А двадцать седьмого июля какая?
– Летняя. Лондонская. В двенадцатом году. Закончилась за два дня до прихода полярной лисы….
– Надо же! А ну и хрен с ним. Главное, что вместо Олимпиады мы открываем дорогу. А она куда полезней!
С этого момента рудник стал намного ближе. Хотя ремонтировать новую трассу приходилось регулярно. Особенно в первые годы. После этого горы вроде бы смирились: летом обходилось двумя-тремя однодневными выездами, а зимой и вовсе хватало расчистки снега после пургеней. Ну и, конечно, большой весенний ремонт. Впрочем, в двадцатом году даже не пришлось выводить Пушистика, справились безымянные рудничные бульдозеры…