Шесть месяцев. Боже милостивый, только не это. Всего несколько часов назад она думала, что они станут наслаждаться друг другом всю оставшуюся жизнь.
Как быстро счастье рассыпалось в прах!
Фиц вошел в свою комнату в четверть второго. В половине второго свет в его спальне погас, и он отправился прямиком в постель.
Не следовало ей быть такой ненасытной. Она уже один раз была с ним в этот день. К чему такая ненасытность?
Но она желала гораздо большего. Больше этих жарких наслаждений, больше неистовой жажды в его глазах, больше ощущения этой неописуемой близости, тесной телесной связи, подобных которым она не испытывала никогда в жизни.
Они стали добрыми близкими друзьями, разве нет? Лучшими друзьями. Ей следовало бы без стеснения войти к нему в комнату и спросить о причинах отсутствия этим вечером — и причине его отсутствия в ее постели.
Но Милли не могла. Ей стало казаться, что их так называемая дружба была лишь притворством. По крайней мере, с ее стороны. Она служила прикрытием для ее истинных чувств. Слабым утешением в том, что она для него не единственная на этом свете. По-настоящему он любил другую.
После восьми совместно прожитых лет как могла женщина до такой степени занимать все мысли мужчины целую ночь?
И почему это не могло быть простой похотью, зудом, который можно удовлетворить без особого напряжения?
Но нет, Фиц чувствовал, будто его разделили надвое и его вторая половина покоилась по другую сторону двери. Но он не мог открыть дверь, войти к ней и снова стать целым. Он мог только без сна ожидать окончания ночи.
Утром он отправился на верховую прогулку, затем неспешно принял ванну и переоделся. Когда он наконец спустился к завтраку, Милли должна была уже давно уйти. Но она все еще сидела там, на своем обычном месте. Перед ней на столе — кипа писем и все еще дымящаяся чашка чая.
Когда-то очень давно он ужасно боялся этого — перспективы сидеть напротив нее всю жизнь за бесчисленным количеством завтраков. Теперь он не знал ничего более приятного. Она стала жизненно необходимой ему, как хлеб, вода и свет.
— Доброе утро.
Милли подняла на него взгляд, но не улыбнулась.
— Доброе утро.
Она думала, что он отверг ее. Но это было не так. Он просто отступил, потому что больше не мог с чистой совестью продолжать обманывать ее — или себя.
— Вам пришло письмо от миссис Энглвуд, — сказала она.
Этого следовало ожидать. Он вытащил письмо и распечатал его.
— Она вернулась в город.
На несколько дней раньше срока. Это тоже не явилось полной неожиданностью.
— Она захочет увидеться с вами, — спокойно напомнила его жена.