– Какого, спрашивается, хрена мы здесь как придурки мокнем? Не может же он одновременно в двух местах присутствовать. Если бы чухонец на моторке сюда пошел, то мы с тобой обязательно услышали бы шум движка. А на берестянке он никак не мог сюда против течения раньше нас подгрести. Да и откуда мы с тобой взяли, что этот тип вообще здесь был?.. Все. Вылезаем и пошли.
Переступив порог фанзы, Антон зажмурился и отшатнулся. В лицо ударило сильным едким запахом бензина. Он прикрылся ладонью, пригнулся, проскочил внутрь и не раздумывая ударил ногой в оконный переплет – высадил раму. В фанзу моментально хлынул свежий влажный воздух. Через полминуты стало возможным вдохнуть полной грудью и осмотреться.
Ни деда, ни Одаки в фанзе не было. Ружье со стены исчезло.
Его внимание сразу же привлекла десятилитровая пластмассовая канистра, стоящая возле кана. Из ее открытой горловины и от небольшой блестящей лужицы на полу, по-видимому, и несло бензином.
– Странно, – стоя у него за спиной, сказал Ингтонка. – Если Лембит хотел дом поджечь, то почему не довел дело до конца?
– Скорее всего, сообразил в последний момент, что мы с тобой можем издалека дым заметить. Потому, наверное, пошевелил мозгами и решил не рисковать, а закончить тут после того, как с нами разделается. Вот видишь? – проговорил Антон, поднял с пола целую, не использованную спичку и протянул ее парню.
– Думаешь?.. – растерянно вертя спичку в пальцах, протянул Ингтонка, не поднимая глаз.
– Давай-ка ни о чем пока гадать не будем, – не дал ему договорить Антон. – Пойдем лучше вокруг дома пошаримся.
Они обошли вокруг фанзы, потом еще раз, забирая пошире, ничего не обнаружили, и от сердца малость отлегло. Забрезжила призрачная надежда на то, что дед с Одакой все еще живы. Чахленькая, правда, жиденькая, с большой натяжкой. Чухонец мог ведь трупы в реку скинуть. Но об этом и думать не хотелось. Душа вовсю противилась подобной черной мысли.
Они вернулись в дом. Антон закрутил канистру крышкой, прежде лежащей на кане, и вынес ее за порог.
Ингтонка постоял в одиночестве, поднял с пола прорванный бубен и провел по нему рукой, счищая прилипшую грязь. Потом он осторожно, стараясь не слишком потревожить звоном колокольцев мертвую тишину, стоящую в фанзе, прицепил его на гвоздь, вбитый в стену, поверх висящей на нем одежды покойного Падеки. Парень поправил на кане шелковую подушечку паню с душой, еще не обретшей покоя, не перевезенной в Буни, понурил голову и вышел за дверь.
– Так что же делать будем? – спросил Ингтонка, когда они снова, как и вчера вечером, устроились на перевернутом бате и закурили.